Первую неделю Мила провела в исторических архивах. Она щедро раздавала взятки, и перед ней открывались любые двери, она перебирала пыльные папки, находила давно забытые документы и свидетельства.
Каждый раз, выслушав ее просьбу, очередной чиновник озабоченно хмурился:
– Непростая задача. Думаю, для решения понадобится год.
– Тысяча долларов, – невозмутимо объявляла Мила.
– Ну, может быть, несколько месяцев… – задумчиво продолжал чиновник.
– Две тысячи, – ставила точку старуха, и нужная бумажка находилась в течение часа.
В одном из архивов ее ждала невероятная находка.
Листая каталог хранилища, она наткнулась на следующую запись:...
«Архив документов и незначительных предметов бытового назначения семьи Липгардт. Прошито и заархивировано 20 марта 1965 г. Архивариус – Григорьев, г. Ташкент, Республиканский архивный фонд».
– Ташкент? – вскрикнула Мила. – Григорьев?!
Ей казалось, что она уже стала привыкать к мистическим совпадениям и странностям, сопровождающим ее визит в Россию, но каждый раз, сталкиваясь лицом к лицу с очередной тревожной загадкой, она чувствовала, что близка к помешательству.
– Ничего удивительного, – пожал плечами работник хранилища. – Наш архив – малая часть Резервного фонда, собранного в свое время из имущества разграбленных усадеб, поместий и доходных домов. Во время войны он был вывезен в Ташкент. Там же проходил повторную архивацию, а в Москву вернулся лишь в середине семидесятых.
Дрожащими от волнения руками Мила перебирала ставшие драгоценными письма, салфетки, карандаши, булавки и пуговицы, почти сто лет назад казавшиеся повседневной мелочью в доме ее отца.
Одна плоская бархатная коробочка показалась ей знакомой. Сейчас она была пуста, а когда-то в ней лежало что-то важное или очень нужное. Мила никак не могла вспомнить – что именно. Если бы у нее было больше времени и она не была бы так взволнована, то обязательно вспомнила бы, что в этой скромной коробочке ее отец Федор Липгардт хранил плоскую металлическую пластинку с фамильным гербом, похожую на ножичек для бумаг.
В рассекреченном архиве КГБ (теперь эта когда-то всесильная структура называлась почему-то ФСБ) Мила обнаружила свое личное дело. Шесть папок аккуратно подшитых бумаг, протоколов, определений и доказательств. Педантичный следователь в 1939 году сделал то, на что теперь Миле потребовались бы годы, – доказал и подтвердил ее происхождение.
Через две недели Мила была готова к повторной встрече с Галиной Помилуйко. Но оставалось еще одно дело. Безотлагательное. Важное. И очень волнительное.
Перед самым отъездом в Ташкент она позвонила в службу безопасности отеля. «Как бы ни сложилась моя поездка, – решила она, – какой бы результат ни ждал меня в этом тяжелом путешествии, я не могу не слушать сейчас своего собственного сердца…»
Вадим выглядел растерянным.
– Как ваши дела? – поинтересовался он вежливо. – Не разочаровала вас столица?
– Я закончила все свои дела в Москве, – охотно ответила старуха. – Все, кроме одного…
– Вот как? – отреагировал Вадим. – Уверен, вы справитесь и с ним.
– Справлюсь, – холодно подтвердила женщина, – но для этого мне необходимо уехать. Я покидаю ваш город на неопределенный срок. Но я еще вернусь.
– Вам здесь всегда рады.
– Я не знаю, – продолжала старуха, – как долго мне предстоит отсутствовать. И не знаю, с каким результатом вернусь… Но мне бы хотелось уже сегодня некоторым образом компенсировать неудобства, вам доставленные.
– О чем вы говорите, – перебил Вадим, – какие неудобства? Я давно обо всем забыл!
– Вот видите… – Мила усмехнулась. – Уже забыли… А мне бы хотелось остаться в вашей памяти… чем-то добрым.
Она протянула ему бархатную коробочку. Ту самую, что полвека назад хотела подарить человеку, которого любила и продолжает любить до сих пор. Он будто и сейчас стоял перед ней – гордый, красивый и… недоступный.
– Я не могу это принять. – Вадим решительно положил коробочку на стол.
Глаза Милы сверкнули безумным огнем. Она схватила подарок и ткнула им в грудь своего неразумного гостя.
– Вы должны взять! Не возвращайте мне ее! Иначе опять быть беде!
Вадим отступил к двери.
– Я не могу это принять, – повторил он твердо. – Кроме того – ваши волнения совершенно напрасны. Вы мне ничего не должны и не доставили мне неудобств, которые нужно было бы компенсировать. В любом случае спасибо. Я искренне желаю вам успехов во всех ваших делах. Прощайте…
– Безумец! – кричала ему в спину старуха. – Тебя убьют!.. В самое сердце… Твою любимую обвинят в этом убийстве и посадят в тюрьму, а твой еще не родившийся сын будет обречен скитаться по приютам и тоже погибнуть!
Она осеклась, посмотрела на свое отражение в зеркале и добавила уже тихо:
– Впрочем, мне все это в скором времени предстоит выяснить…Несмотря на то что Мила была готова к тому, что ей предстояло узнать в Ташкенте, она была потрясена до глубины души. Слезы текли из ее выцветших глаз, а сердце разрывалось на части.
Тогда, в далеком 1948 году, ее сын, ее Боря – не погиб! Его – маленького, беззащитного, больного мальчика – определили в школу для сирот из больницы, куда он попал, потеряв сознание прямо на улице. Никто и не думал искать его родных. На первый же вопрос, едва придя в сознание, он ответил:
– Галинка и папа Максуд погибли. Я опять сирота…
Мила с трудом разыскала тех, кто мог рассказать ей про Циклопа. Мудрый, добрый и совестливый учитель литературы стал единственным близким человеком для ее сына.
Он боролся за мальчика и тогда, когда специальная комиссия определила, что место душевнобольного ребенка – в интернате для сложных и опасных для общества подростков, и тогда, когда по окончании этого спецзаведения Борис постоянно рисковал быть изолированным от людей.
Учитель не раз спасал его от спецбольницы и даже тюрьмы. Ежегодно после каждого нового медицинского обследования он ходил по инстанциям, потрясая листком бумаги с неутешительным анамнезом и убеждал, взывал, доказывал, просил…
Это именно Циклоп устроил Бориса на работу в Ташкентский республиканский архив, пряча от докторов и кураторов. Это именно Циклоп разыскал живую и невредимую Галинку, которая и сама считала Бориса давно погибшим. Именно благодаря учителю мальчик снова обрел настоящую семью.
И наконец, именно Циклоп в страшные часы землетрясения заслонил собой маленького сына Бориса и Галинки, спас ему жизнь, отдав взамен свою.
То апрельское утро принесло много бед. Обвалившийся кирпичный дом унес жизнь «папы Максуда». Под завалами рухнувшей больницы погибла Галинка. Ее сын от первого брака остался в Ташкенте со своим отцом – бывшим мужем Галинки – Михаилом (Мила его смутно помнила). А маленького Вадима увезли в Москву.