И продемонстрировала Ольге свою клюку, сделанную каким-то народным умельцем из алюминиевой лыжной палки.

Ольга улыбнулась:

– Простите. Загляделась.

– И-и, на что тут глядеть-то? – Старуха в недоумении осмотрелась, будто выискивая, не появилось ли чего стоящего, на что и впрямь поглядеть интересно – может, зверинец привезли, или Колька-дебошир снова без порток чешет по проспекту? С Кольки – с него станется, в прошлом годе однажды вытворил, весь город животики надорвал. Но ни зверинца, ни Кольки без порток в пределах видимости не наблюдалось.

– Не на что тут глядеть! – строго сказала бабулька. – Маета одна!

Ольга пожала плечами: кому маета, а кому – райские кущи.

– Я давно дома не была, бабуль, соскучилась.

– Ну разве соскучилась… Тогда понятно… Тогда смотри… Только дорогу не загораживай, а то расставилась, людям не пройти, – забубнила старуха и, постукивая своей лыжной палкой, бодренько засеменила дальше по улице.

Ольга свернула за угол и через пять минут вышла к своему дому.

За прошедшее время ничего здесь не изменилось. Те же липы у подъезда, та же поломанная песочница с горкой пивных банок в углу. Сколько лет уже им обещают детскую площадку обустроить, и все никак…

Машины Стаса возле дома не было. Наверное, он на работе еще.

Ольга подняла глаза. Вот они, их окна. Вторые слева на третьем этаже. Интересно, а что это Стас занавески сменил? Хорошие же были занавески, веселые, ярко-голубые. Стасу они вроде нравились. А теперь окна спальни почему-то закрывали плотные темно-зеленые шторы. Да бог с ними, какая разница, в конце концов?! Ольга взбежала на третий этаж, на ходу вытаскивая из кармана ключи.

…Дверь не открывалась. Ключ входил до половины, а дальше – ни в какую. Ольга стояла на площадке и не знала, что теперь делать. Может, Стас все-таки дома? Может, спит, а ключ в двери оставил?

Ольга нажала кнопку звонка. Тишина. Она позвонила еще, и еще, и еще… Наверняка спит и звонка не слышит. Соня… Ольга улыбнулась. Это же Стас, ну конечно. Спит так, что из пушки стреляй – не разбудишь. Она заколотила кулаком в дверь. Позвала – Ста-ас! Стася! – сначала негромко, потом в полный голос. В квартире по-прежнему было тихо. Зато дверь напротив приоткрылась на цепочку. В щелке показалась Галина Викторовна. Соседка была в бигудях и каком-то немыслимом красном халате.

– Что тут происходит? Почему такой шум? – строго поинтересовалась соседка.

– Галина Викторовна! Здравствуйте! Это я! А вы не знаете, где Стас? И дети?.. А то я дверь открыть не могу, стучу-стучу…

– Понятия не имею, где они! – оборвала ее Галина Викторовна. И собралась было захлопнуть дверь.

– Галина Викторовна, простите бога ради, можно я от вас позвоню? – Ольга кинулась к дверям.

– Нечего от меня звонить! У меня не телефонный узел. Вон, за углом автомат – идите, звоните! – буркнула соседка. – Идите, идите, – добавила она, видя, что Ольга все еще топчется на площадке. – Нечего вам тут делать. Уходите сейчас же, а то я в милицию позвоню!

И хлопнула дверью прямо перед носом у оторопевшей Ольги.

* * *

Ольга сидела на скамейке у подъезда, ворошила ногой опавшие листья и убеждала себя, что вот сейчас Стас приедет и все ей объяснит. А если нет? Если он не приедет? Если случилось что-то ужасное? Может, кто-то из детей попал в больницу? Или Стаса снова избили? Или вообще убили? А детей отправили в детский дом?.. Да нет, что за ерунда? Если бы случилось что-то действительно страшное, ей бы сообщили. В конце концов, у Стаса есть родители, и, уж конечно, ни о каком детском доме и речи быть не может. И вообще: больше с ними ничего плохого никогда случиться не может. Теперь будет лишь одно хорошее.

Вот только почему она не может домой попасть? Где Стас? Где все? Мимо прошел дядечка с портфелем. Кажется, со второго этажа. Эдуард Михайлович? Нет, Михаил Эдуардович.

– Здравствуйте, Михаил Эдуардович!

Михаил Эдуардович глянул затравленно, кивнул:

– День добрый!

И на рысях припустил к подъезду как от чумной.

Ольга еще немного посидела, потом сходила к телефону-автомату за угол. Но телефон, как всегда, был поломан.

Когда Ольга вернулась, дворничиха Фаина, толстая татарка в завязанном крест-накрест платке, шоркала по двору метлой, сгребая в кучу опавшие листья. Увидев Ольгу, охнула, взялась за сердце, руками всплеснула:

– Ай, Оля! Ты? Вернулась?

– Вернулась, – Ольга кивнула. – Кончились мои мучения.

Фаина снова всплеснула руками:

– Ай, Оля, бедная ты, бедная! Они ж только начинаются, мучения твои, вот как!

У Ольги потемнело в глазах. Значит, все-таки что-то случилось.

– Фаина! Что?! С детьми что-то?

– Дети, слава Аллаху, хорошо, ладненькие, здоровы, сладкие! Машенька красавица, невеста совсем, – затараторила Фаина. – И Миша вырос, большой, вчера видела – не узнала его, растет, как на дрожжах…

Значит, дети в порядке.

– Фаиночка, скажите, что происходит? Дома никого, я дверь никак не открою!..

Фаина отвела глаза, скривилась, словно от кислого.

– Ай, Олечка, никогда он мне не нравился! Вот другие говорят – видный мужчина, красивый, богатый, а мне не нравился, нет! Глаза бегают. И говорит нехорошо. Сам вроде улыбается, а вижу – врет, да.

– Кто вам не нравился, Фаина? Кто что говорит?

Господи, да что же за мучение! Почему никто не объяснит ей толком, что тут происходит?!

Фаина зыркнула на въезжающую во двор машину, плюнула:

– Тьфу, шайтан, собачий сын!

Ухватила метлу и зашоркала по асфальту, так ничего и не объяснив.

Ольга тоже посмотрела на незнакомую машину – длинную, блестящую – и с криком вскочила со скамейки: за рулем сидел Стас. Живой, здоровый, даже, кажется, немножко потолстел.

Стас только успел затормозить, а Ольга уже распахнула дверь, сунулась в теплое нутро салона. Она улыбалась сквозь слезы, теребила рукав его пальто, смотрела и насмотреться не могла:

– Стася, родной… Слава богу, ты приехал… Стас, я ждала, я домой попасть не могу, ключ заело… Где ребята? Все хорошо у вас? Я так соскучилась, так соскучилась, боже мой, ты не представляешь…