– Это верно. Хотя мне кажется, что небольшой самолет может взлететь, например, с более-менее широкого проспекта. Впрочем, нужно проконсультироваться с летунами… А внутрь «квадрата» машину можно доставить в разобранном виде. Или под какой-то легендой. Например: для коллекции. Или: снимается кино… Но, конечно, тут возникнет еще немало проблем.
Дервиш сказал:
– Ну, если бы еще и проблем, друг мой ситный, не возникало! – Он умолк и вдруг произнес: – С Невы!
– Что?
– Самый широкий проспект в Петербурге – Нева. Кстати, над ней нет проводов контактной сети, рекламных растяжек и прочей ерунды, которая в изобилии висит над проспектами. Аэроплан, а точнее гидроплан доставляем в город на барже, спускаем на воду и – вперед.
Полковник подумал, что не зря приехал к дервишу. Дервиш – гений по части тайных операций. Полковник налил коньяку в бокалы и уже хотел что-то сказать, но Дервиш опередил.
– Ракета, – сказал Дервиш. – Не ероплан-камикадзе, а ракета.
– Ну, Евгений Василич! Это совсем уж из области фантастики.
– По крайней мере как вариант. Кстати, спец по теме живет в Пушкине. Ракетчик, специалист старой школы, работал у самого Грушина. [18] Я попрошу – поможет. Ракету, если потребуется, соберет в гараже, на колене.
Полковник просиял: нет, не зря я приехал к Дервишу…
– Ну… за успех операции! – сказал он.
– Кстати, как окрестил?
– Да не знаю… никак. Может – «Демонтаж»?
– «Демонтаж»? Определенно слышится нечто французское – маркиз де Монтаж… Ну, за операцию «Демонтаж».
Выпили. Дервиш сказал:
– Ладно, шутки в сторону. Серьезное дело ты задумал, Павел. Ты понимаешь, что если у тебя получится, то это может повлиять на ход мировой истории?
– Да, – ответил Полковник, – я это понимаю.
– Тогда давай работать.
И они сели работать. План операции «Демонтаж» – и даже не план еще, а всего лишь замысел – начал наполняться конкретным содержанием.
Так в заброшенном райцентре Тверской области делалась история.
* * *
В мае Полковник снова прибыл на остров. Погода была скверная, ветреная, Ладога штормила, и когда после полуторачасового плавания ступили на землю, Полковник был бледен и почти без сил – морская болезнь. До вечера он отлеживался. От помощи Доктора отказался, сказал: я полежу маленько – сам оклемаюсь… Ни Седой, ни Ворон его не дергали. Знали, что если такой человек, как Полковник, лежит, значит, ему действительно очень плохо. Да ведь и годы. Да усталость – уже два года он живет на нелегальном положении и мотается по всему Северо-Западу.
К вечеру Полковник оклемался. Поужинал и позвал Седого с Вороном. Пришли, стали пить чай.
– Ну что ж, друзья мои, рассказывайте, что тут у вас случилось за прошедший месяц.
– Да что у нас может случиться? – отозвался Седой. – Живем в лесу, молимся колесу.
– Скромные вы. Как там вендетта между кавказскими кланами?
– Практически прекратилась в связи с полным взаимным истреблением.
– Ну вот. А то: молимся колесу.
– Толку немного, – сказал Ворон. – На место павших «героев» уже пришли другие.
– Понятно, – ответил Полковник. – Тем не менее следует признать, что Робинзон сработал профессионально… Как он, кстати?
Ответил Ворон:
– Очень хорошо. Он полностью восстановился, сейчас в отличной форме… Тренируется как зверь. Дает очень хорошие показатели по всем дисциплинам, особенно в стрельбе. Безусловно, лучший в группе. При этом не просто лучший, а с отрывом от остальных на голову. Строго говоря, его особенно и учить нечему – многое из того, что я ему даю, он знал и умел раньше. Кстати, имеет потрясающее внутреннее чутье на опасность.
– Понятно. А как с интеллектом?
– Тоже хорошо. Умеет быстро анализировать ситуацию, не боится принимать решения.
Седой произнес:
– Позвольте.
– Да, конечно, Игорь Дмитрич.
– Что касается боевой и специальной подготовки – ничего не скажу. Все на высоком уровне. Внутреннее чувство опасности – блеск… Но! Но у меня есть некоторые сомнения относительно его внутреннего мира. Мне кажется, что-то у Робинзона не в порядке. Что-то его беспокоит. Я пытался вызвать его на разговор, но он закрыт.
Полковник поднялся, с кружкой в руке подошел к окну, отдернул штору. По темному небу неслись темные тучи, ветер гнал крутую волну, безжалостно трепал кроны сосен, завывал в трубе. Полковник произнес:
– Домового ли хоронят, ведьму ль замуж выдают? – Он обернулся, заметил удивленный взгляд Ворона, улыбнулся и сказал: – Александр Сергеевич Пушкин, «Бесы». – Потом вновь обратился к Седому: – А с чем, Игорь Дмитрич, на ваш взгляд, связано внутреннее напряжение Робинзона?
Седой – психолог по основному образованию – ответил:
– Предполагаю, что может быть связано с тревогой за близких людей, которые остались там.
– Понятно, – Полковник вернулся за стол. – Если это тревога за родных, то это нормально. Что еще скажете про него?
– Определенно обладает высокоразвитой интуицией. Как-то раз сказал мне, что наш остров очень живописен, но обладает нехорошей аурой. Я спросил, что он имеет в виду, но он не смог объяснить… Про то, что здесь когда-то расстреливали, он не знал. Но ведь что-то почувствовал!
– Интересно, – произнес Полковник, – очень интересно.
Седой сказал:
– Есть еще один человек, который вызывает некоторые сомнения.
– Кто?
– Плохиш.
– Плохиш? – удивился Полковник. – А что такое?
Плохиш, бывший сержант морской пехоты, раньше жил в Пыталовском районе Псковской области. Год назад район стал Абренской волостью Латвии, а в дом к Плохишу пришли наследники бывших хозяев. Плохиш выставил их за дверь. Тогда пришли приставы с полицией. Плохиш достал с чердака автомат ППШ с обрезанным прикладом и расстрелял всех. Сам тоже был ранен. Ему помогли члены местной организации – спрятали, а потом организовали переправку Плохиша в монастырь в Карелии, а позже на остров.
– Чудит иногда парень, – отозвался Ворон.
– Конкретней.
– Тройкой в составе Плохиш, Грач, Братишка ходили в учебный рейд. Нарвались на полицию. Обошлось. Документы, слава богу, хорошие теперь. Но когда разошлись, Плохиш заявил: был бы ствол под рукой – перемочил бы всех на хер.
Полковник задумался, через некоторое время спросил:
– Какие соображения есть по этому поводу?