– Стой, нам красный, – говорит подруга.
– Да и хрен с ним! – говорит она, но останавливается.
Девушки одеты в одинаковые розовые курточки, белые сапоги и розовые джинсы. В России так не одеваются уже лет пять, стало быть, в Кишиневе в самый раз.
– Хорошие сучки, – кивает мне легавый.
– Розовенькие, – смеется он.
– Следи за дорогой, – говорю я.
– Иди на хер, – говорит он.
– Угощайся, – говорит он.
– У нас в багажнике труп, – говорю я.
– А ты предлагаешь мне покурить травы? – иронизирую я.
– Да, – совершенно серьезно отвечает он.
– У нас в багажнике труп, и я предлагаю тебе хорошей травы, – говорит он.
– Да ты сдвинулся, так тебя, – говорю я, но протягиваю руку.
– Э, нет, – говорит он и затягивается еще раз.
– А вот теперь бери, мой мальчик, – говорит он.
– И, конечно, – говорю я, – курить тебя научили на войне, мой ветеран?
– Разумеется, – кивает он.
– Не говори ничего Жене, – просит он.
– Какого дьявола мне ей говорить? – удивляюсь я.
– Какого дьявола ей до какого-то легавого? – поражаюсь я.
– Да плевать ей на тебя, – говорю я.
– И держись от нее подальше, понял, ты?! – с яростью тычу окурком в пепельницу я.
– Я просто попросил, – грустно говорит он.
– Хорошо, – холодно отвечаю я.
– Я ничего не скажу Жене о травке, которую ты курил, – говорю я.
– Просто скажу, что мы отвезли одного жмурика в печь, но о траве ни слова, – смеюсь я.
Он хохочет, и мы оттаиваем.
– Почему мы стоим? – спрашиваю я.
– Мы стоим целую вечность, – спохватываюсь я.
– Чувствуешь запах дьявола? – спрашивает он.
– Ты обкурен до чертиков, – внезапно озаряет меня.
– Ну, да, – мямлит он.
– Мать твою, ты курил до того, как припереться в церковь? – спрашиваю я.
– Не отвечай! – прошу я.
– Потому что ты курил! – рычу я.
– Мать твою! – запрокидываю я его голову и смотрю в зрачки.
Белков у него нет. Это можно назвать разве что «красками». Я ругаюсь и открываю дверцу.
– Меняемся, – запоздало предлагает он.
– У меня нет прав, – сажусь я на его место. – Но лучше так, чем с тобой за рулем.
– Иди ты, – хихикает он.
– Береги Женю, – просит он.
– Это достойная женщина, – говорит он.
– Излишне достойная для такого извращенца, как ты, – хихикает он.
– Пардон, – глупо прижимает палец к губам он и прикрывает глаза, борясь со смехом.
Я, матерясь, вспоминаю, где там газ, где тормоз, и с четвертой попытки завожу машину. Если нас тормознет любой дорожный полицейский, нам конец. Ни один судья этого мира не отпустит двух накурившихся марихуаны придурков, которые едут без прав на машине, в багажнике которой валяется труп священника. Я вспоминаю, что мы даже стул от него не отвязали, и стону сквозь зубы. Внезапно до меня доходит. В городе пусто. Абсолютно. Такой пустой город я только в фильме видел, «Адвокат дьявола» называется. Людей, мать их, нет! Ветер кружит по пустым улицам.
– А как же, милый, – невнятно говорит легавый, усилием воли поднявший подбородок с груди.
– День вина, – говорит легавый.
– Весь город в поле у аэропорта, жрет вино и танцует национальные танцы, – мычит легавый.
– Трогай! – хохочет он.
Меня прошибает мерзкий пот. Машина с двумя уже описанными мной придурками, и две телки в розовых прикидах поодаль. Нужно трогать, иначе они обратят внимание на машину. А может, они решили, что мы их склеить хотим? Я таращусь в потолок, и легавый совершенно трезвым голосом говорит:
– Может, телки решили, что мы их склеить хотим?
– О нет, – говорю я.
– О да, – говорит он.
– Трогаем, – говорю я.
– Тормозни около них, – говорит он.
– Хватит! – прошу я.
– У меня шевелится, – смеется он.
– У меня член шевелится, – уточняет он.
– Прошу тебя, не уточняй, – прошу я.
– Я сейчас излечусь, – говорит он.
– Остановись, – говорю я. – Хватит.
– Хватит ныть, – говорит он.
– Хватит ханжу из себя строить, – подмигивает он.
– Дай руль, – просит он.
– Иди на хер, – вырываю я руль у него из рук.
– Он, бля, с утра до вечера только и делает, что жрет свое пиво, – говорит она.
– Они все такие, – говорит подружка.
– Мы их трахнем, – смеется легавый.
– Лишь бы трахаться, – говорит подружка.
– Да если бы трахал! – жалуется она.
– По очереди, на капоте, – подмигивает он.
– Прошу тебя, – говорю я.
– Прошу тебя, – говорит она.
– Прошу тебя, уедем, – говорю я.
– Прошу тебя, говорю я ему, хватит пить, начни что-то делать! – говорит она подружке.
– Начни что-то делать, – прошу я. – Нам нужно сваливать отсюда.
– Зачем?! – смеется он.
– Зачем ему?! – поддакивает подружка. – У него же есть пиво и дружки.
– Мы же друзья, – говорит он. – Настоящие.
– Да, – говорю я, – мы друзья. Как друг, прошу тебя…
– Ты же подружка, разве у меня есть кто ближе? – жалуется она.
– По идее, должен быть муж, – усмехается она.
– Муж и друг, – усмехается он. – Вот они, мои ипостаси.
– С меня довольно! – говорит она.
– С меня довольно, – говорю я.
– Давай перейдем дорогу, а то эти пьяные мудаки встали и треплются там о чем-то, – говорит подружка.
– Давай поедем, а то мы выглядим как пьяные мудаки, которые встали и треплются там о чем-то, – говорю я.
– Пошли, – говорит подружка.
– Поехали, – говорю я.
– Дай руку, – просит она.
– Дай руку, – просит меня легавый.
– Ох, будь ты мужчиной, – улыбается подружка.
– Будь мужчиной, – просит меня легавый.
– Ну, идем, – говорит она.
– Поехали! – жму на газ я.
– Стой, – говорит подружка.