— Я схожу к новым ямам, Билли, — сообщил он рядовому Уигфоллу, которого давно считал другом. Уигфолл кивнул и улыбнулся. — И проследи, чтобы сюда больше не присылали Уильямов. — Ричард вдруг вспомнил еще кое-что: — А если появится валлиец по имени Тэффи Эдмунде, посади его в тени — только не с женщинами! — и вели подождать меня. Он будет точить нам пилы. К сожалению, он терпеть не может женщин, но надеюсь, когда-нибудь это пройдет.
Три новые ямы были выкопаны за пределами Сидней-Тауна, к востоку от лагуны, где холмы еще покрывали густые леса. Росс уже продумал свои первые действия и распорядился валить деревья так, чтобы образовалась просека шириной двадцать футов и длиной от Черепашьего залива до Болл-Бей — основа будущей дороги. Деревья на склонах холмов близ Черепашьего залива можно было рубить так, чтобы они сами скатывались вниз. Как только лесорубы приблизятся к Болл-Бей, там придется вырыть еще одну яму для лесопилки. Ричард уже давно понял, что не сумеет следить за работой такого множества лесопилок, поэтому решил выбрать на каждой старшего пильщика, который не даст работникам прохлаждаться даже в отсутствие надзирателей. Кроме дороги из Черепашьего залива в Болл-Бей, майор Росс задумал проложить путь к заливу Каскад, а также третий, самый длинный, до Энсон-Бей. Первоочередной задачей майора было увеличение числа лесопилок.
На обратном пути Ричард заглянул на безымянный пляж, куда прибивало поваленные сосны, скатывающиеся с утесов в воду. Толстые стволы громоздились у самого берега, твердея со временем и превращаясь в подобие камня. Слабый ветер почти не поднимал волны. У самого берега Ричард увидел полощущийся в воде парус с «Сириуса». Сразу сообразив, что его следует выловить, он ускорил шаг. Правда, прилив только начался, можно было не опасаться, что волны вскоре унесут парус в море, но Ричард предпочитал не рисковать и не медлить.
Первым из своих начальников он увидел Стивена, который в эти дни следил за работой на каменоломне.
Расплывшись в улыбке, Стивен моментально забыл о своих подчиненных.
— Черт бы побрал этих вновь прибывших! Из-за них мы не виделись целую неделю. — И вдруг выражение его лица изменилось. — Ричард, какой позор! Мы потеряли «Сириус»! Что за силы зла ополчились против нас?
— Не знаю. И, пожалуй, не хочу знать.
— Что привело тебя сюда?
— Новые лесопилки, что же еще? Теперь, когда комендантом стал майор Росс, нам придется забыть об идеализме Марка Аврелия и привыкать к прагматизму Августа. Конечно, майор вряд ли оставит после себя остров Норфолк в мраморном величии, но наверняка распорядится проложить по нему дороги — хотя бы для того, чтобы расселить людей из переполненного Сидней-Тауна. — Ричард нахмурился. — Ты можешь пожертвовать временем и работниками?
— Только в случае необходимости. А в чем дело?
— Все в порядке, — поспешил заверить его Ричард. — Я принес хорошие вести. Парус с «Сириуса» прибило к берегу там, куда прилив обычно сносит упавшие в воду деревья. Он может послужить палаткой для тех, кто остался без дома. Как только у всех островитян появятся дома, из парусины можно будет выкроить гамаки, простыни для офицеров и многое другое. Полагаю, такие каторжники, как Фрэнсис и Пек, наверняка польстятся на имущество офицеров.
— Ричард, да благословит тебя Бог! — Стивен замахал рукой, созывая своих подчиненных.
Тем же вечером, вооруженный факелом из сосновой ветки, чтобы не заблудиться в темноте на обратном пути (комендантский час начинался в восемь вечера), Ричард отправился в Сидней-Таун поискать старых знакомых, которых он заметил в толпе. Палатки сгрудились за рядом хижин вдоль берега лагуны, и все-таки многим каторжникам пришлось спать под открытым небом, потому что в палатках поселили прежде всего матросов с «Сириуса». Ричард надеялся, что к завтрашней ночи здесь появится еще одна палатка из паруса, где хватит места всем.
Бездомные островитяне собрались вокруг огромного костра. Ричард провел на острове уже шестнадцать месяцев, но не уставал удивляться тому, как холодно здесь становится сразу после захода солнца даже в самые жаркие дни. Только в сырую погоду температура снижалась не так резко, а в тысяча семьсот девяностом году такое случалось нечасто. «Значит, — со вздохом заключил Ричард, — в этом году нам грозит засуха», — но он и сам не понимал, почему пришел к такому выводу. Должно быть, помогла интуиция, присущая его предкам-друидам.
Около сотни человек обступили гигантский костер, повсюду были разбросаны мешки с вещами. В отличие от пехотинцев и офицеров каторжников доставляли на берег вместе с их имуществом, в том числе одеялами и драгоценными ведрами. Все вновь прибывшие были босы: их башмаки развалились еще несколько месяцев назад, а на острове Норфолк тоже не было запасов обуви. Ричард помолился о том, чтобы ночь выдалась ясной, — почти всегда дожди на острове начинались ночью, притом неожиданно. При высадке на берег каторжники вымокли до нитки, за день они не успели высушить одежду. Ричард не без оснований опасался эпидемий простуды и лихорадки, хотя и знал, что за два года освоения острова никто из двадцати трех подопечных Кинга не умер своей смертью или от болезни. При всех недостатках остров Норфолк располагал одним достоинством: благоприятным для здоровья климатом.
«Сириус» колыхался на волнах у самого рифа, представляя собой печальное зрелище. До Ричарда уже дошли слухи о том, что Уилли Дринг и Джеймс Брэнаган (с последним Ричард не был знаком) сами вызвались вплавь добраться до судна и сбросить в воду оставшуюся на борту птицу, кошек и собак, а также бочонки, способные удержаться на плаву. Дринг не годился для такой работы: некогда этот йоркширец, товарищ Джо Робинсона, был крепким и сильным, а теперь заметно сдал.
Ричард высмотрел в толпе Уилла Коннелли и Недди Пер-рота, сидящих рядом с женщинами — должно быть, их подругами, — и начал пробираться к ним.
— Ричард! О, милый, милый Ричард!
Лиззи Лок бросилась к нему, обхватила обеими руками за шею и осыпала лицо поцелуями, шепча ласковые слова, плача и смеясь.
Ричард не сумел достойно ответить на ее ласки, не смог сдержаться или дождаться, когда они останутся наедине, чтобы объяснить, что он не желает жертвовать своим уединением. Никто не сообщил ему, что Лиззи здесь, он не вспоминал о ней с того волшебного дня, когда Уильям Генри, маленькая Мэри и Пег вновь воскресли в его душе. Неожиданно для себя он оттолкнул Лиззи.
По его спине пробежал холодок, волосы на затылке встали дыбом. Ричард смотрел на свою жену, словно на демона из ада.
— Не трогай меня! — выкрикнул он, побелев как полотно. — Не прикасайся!
На лице бедняжки Лиззи неистовая радость сменилась ужасом и замешательством, а потом болью — такой острой, что она прижала обе ладони к тощей груди и уставилась на Ричарда, не замечая ничего, кроме отвращения в его глазах. Она задыхалась, приоткрывая и вновь беззвучно закрывая рот, и вдруг упала на колени, обессилев от муки.
Едва она выкрикнула имя мужа, все сидящие у костра обернулись, и те, кто знал Ричарда, уже предвкушали воссоединение супругов, радостно ахали и улыбались.