— Понимаю, — мягко отозвался Стивен. — Я не могу понять лишь одно: почему ты сразу не сообразил, что ее привезут сюда вместе с остальными каторжниками?
— И для меня самого это загадка.
— Во всем виноват я. Мне следовало предупредить тебя.
— Тебе помешало крушение «Сириуса». Но вот что меня удивляет: она провела на берегу несколько дней, зная, что я здесь, но почему-то не разыскала меня.
Они приблизились к дому Стивена, и тот вошел в дверь, не ответив, а затем долго смотрел в окно вслед Ричарду, удаляющемуся по тропе с факелом в руках. «Почему она не разыскала тебя, Ричард? Да потому, что понимала: если вы встретитесь наедине, ты отвергнешь ее. А может, она, как истинная женщина, мечтала о том, чтобы ты сам нашел ее и увел за собой. Бедная Лиззи Лок… Ричард прожил здесь один целых полгода, в компании своей собаки, и привык к одиночеству. Не знаю, что творится у него в душе, ведь до недавнего времени все его чувства пребывали в спячке, как медведь зимой. В этом полусне он женился на Лиззи, но так и не проснулся. А потом вдруг наступило пробуждение, и я видел это».
Время шло. Стивен взглянул на часы, сжал губы и задумался, стоит ли подогревать суп или можно обойтись сухим хлебом. Капитан Джон Хантер ушел на совещание к майору, Джонни тоже куда-то исчез. Наконец Стивен озяб и решил развести огонь.
Но едва пламя разгорелось, в дом ворвался Ричард.
— Я хочу только одного: чтобы меня оставили в покое с моими книгами и собакой! — выпалил он. — Неужели я не заслужил уединения?
— Тогда что же ты делаешь здесь? — спросил Стивен, присаживаясь на корточки. — Ступай себе в долину, там тебе никто не помешает.
— Да, но… — Ричард осекся.
— Почему бы тебе просто не признаться, — перебил Стивен, который был не в настроении слушать сбивчивые объяснения, — что тебя мучают угрызения совести — оттого, что ты так жестоко обошелся с Лиззи Лок? Ты не из тех людей, что легко мирятся с собственной совестью. Сказать по правде, я впервые вижу такого совестливого человека. Ты настоящий мученик-протестант!
— Довольно проповедей! — воскликнул Ричард. — Твоя беда в том, что ты не католик и не протестант и уж тем более не мученик! Признайся честно, ведь ты тоскуешь по Джонни и ревнуешь его к Хантеру!
Взгляды синих и серых глаз скрестились, Ричард и Стивен целую минуту смотрели друг на друга в упор, не шелохнувшись. Наконец губы обоих задрожали, и друзья залились хохотом.
— Ну вот, теперь мы наконец-то высказались, — заявил Стивен, вытирая слезы.
— Да, без обиняков, — подтвердил Ричард.
— Раз уж ты пришел, съешь суп Джонни. Кстати, почему ты вернулся?
— Потому что ты не ответил на мой вопрос. Но мне уже не нужен ответ. Стивен, ты прав. Лиззи — это мой тяжкий крест. Я должен выдержать эту пытку, в том числе и ненависть к себе.
Едва Джон Лоурелл переселился к Ричарду, как ему пришлось перебираться на новое место: всего за месяц Ричард выстроил для него удобный дом на краю огорода. Окно и дверь нового жилища выходили в противоположную сторону от дома, принадлежащего Ричарду. Теперь Ричарду не приходилось по ночам прислушиваться к храпу товарища. Впрочем, Лоурелл оказался покладистым и работящим, у него был лишь один недостаток: он обожал играть в карты и часто проигрывал свой скудный паек.
А Сидней-Таун рос с каждым днем, вдоль узких улочек вырастали ряды деревянных домов. Нат Лукас и его плотники возводили жилища так быстро, что пильщики Ричарда не успевали снабжать их строительным материалом. Плотникам не хватало ни времени, ни инструментов, чтобы соединять доски взакрой или «ласточкиным хвостом», придавая строениям законченный вид, щели закрывали тонкими рейками, прибитыми гвоздями, но в целом дома выглядели живописно, особенно если доски удосуживались обработать шкуркой. Резиденция губернатора, к которой Кинг распорядился сделать пристройку, чтобы приглашать на обед дюжину гостей, наконец обрела застекленные, хоть и узкие окна — с разрешения губернатора Филлипа. Всем остальным островитянам, в том числе офицерам, приходилось довольствоваться голыми оконными проемами и ставнями. На одной из лесопилок работники занимались исключительно распиливанием бревен на тонкие гонтовые доски, которыми крыли крыши, но прежде древесину приходилось в течение шести недель вымачивать в морской воде, чтобы она стала мягче и податливее. Временно крыши крыли льняным волокном, сбор которого поручили матросам с «Сириуса»: Росс не мог видеть, как они сидят без дела.
Поскольку на время поставки извести в Порт-Джексон прекратились, в каменоломнях добывали глыбы для фундаментов и мелкие камни для дымоходов. Обнаружив на острове твердую древесину, четыре бочара-островитянина занялись изготовлением бочек. Росс велел женщинам размалывать зерно ручными жерновами, надеясь, что мука в бочках сохранится лучше, чем зерно в амбаре, где по-прежнему было полно крыс. Аарон Дэвис, который в Порт-Джексоне занимался выпечкой хлеба, был назначен пекарем. Но хлеб колонисты видели далеко не каждый день — его выдавали только по воскресеньям и средам. Понедельники и четверги были «рисовыми днями», субботы — «гороховыми», а по вторникам и пятницам все ели кашу из кукурузы, в которую подмешивали овсянку.
Заметив, как быстро плодятся свиньи, Росс распорядился построить коптильню и начать заготавливать впрок солонину и копченое мясо. То мясо, которое было непригодным для засаливания, перемалывали в начинку для колбас.
— Больше всего в свиньях мне нравится то, что их можно есть целиком. В пищу непригодно лишь хрюканье, — часто повторял майор Росс. Поскольку все колонисты знали, что майор лишен чувства юмора, его слова воспринимали всерьез.
С «Сириуса», который по-прежнему колыхался у берега, зацепившись кормой за риф, постепенно перевозили в поселок все, что удавалось спасти, — от шестифунтовых пушек до бочек с гвоздями, которые были необходимы колонии, состоящей сплошь из деревянных хижин. Самой досадной была потеря полос железа, предназначенных для норфолкской кузницы: они лежали в глубине трюма, куда никто не отваживался спуститься. Почти все паруса, ванты и реи судна прибило к берегу, как и весла со шлюпок, но сами шлюпки были вдребезги разбиты рухнувшими мачтами.
Последними с корабля вывезли несколько бочек табака и ящиков дешевого бристольского мыла. Мыло доставили на правительственный склад, чтобы понемногу выдавать колонистам, а табак так и не попал в трубки — к вящему неудовольствию моряков, которые непрестанно попыхивали трубками и ценили табак так же высоко, как ром. Крестьяне Джордж Гест и Генри Хейтуэй сообщили майору Россу, что в Глостере слизней, гусениц и других вредителей отпугивают, опрыскивая растения настоем табака. Его выварили в кипятке, смешали с мылом, процедили и полили все овощи полученным снадобьем. Зловредные насекомые трогали молодые побеги, которые приобрели отвратительный вкус, пока первый же дождь не смыл табак.
С тех пор колонистам запретили выливать на землю мыльную воду. Нескольким женщинам поручили готовить настой табака, который терял свойства лишь после того, как несколько раз был выварен в кипятке. А что до мыла — его можно было сварить так, как это делали на фермах по всей территории Британских островов: из жира и щелока. В поселении с избытком хватало свиного сала, из которого вытапливали жир. И щелок раздобыть оказалось очень просто: достаточно только вымочить золу от сожженных листьев картофеля, моркови, брюквы и свеклы, прокипятить смесь и процедить ее. Получившаяся жидкость и была щелоком. Леек на острове не было, но женщинам хватало ведер с мыльным раствором табака и оловянных ковшей с проделанными в дне отверстиями, чтобы опрыскивать все овощи и злаки. В ожидании очередного нашествия гусениц отраву для них запасали в пустых бочках из-под рома.