– Сейчас, – Кира наморщила лоб. – 47 процентов – это примерно половина, половина от четырех десятых грамма – две десятых. Если из каждого килограмма отходов «Вариант» может извлекать по две десятых грамма золота, то, чтобы получить один грамм, нужно купить 5 килограммов отходов. Стало быть, из пяти килограммов можно извлечь золота примерно на десять долларов, поэтому цена за килограмм не должна превышать двух долларов, иначе будет невыгодно. А если на самом деле в отходах на каждый килограмм приходится целый грамм золота да технология позволяет извлекать 86 процентов, то цена одного килограмма отходов должна быть восемь долларов шестьдесят центов, не больше. Я не обсчиталась?
– Кира, ты не только красивая, но и умная. Теперь вспомни, что добрые дяди из администрации завода делают существенную скидку фирме «Вариант» за то, что она платит наличными, и берут с нее не два доллара, а всего один за килограмм отходов. В результате «Вариант» покупает отходы по цене в восемь раз меньшей, чем тут же перепродает за рубеж. В восемь раз! Ты понимаешь, какие это огромные прибыли? И вот о таких веселых праздниках длинного доллара мне и поведал Славка Агаев, пока я вез его в машине на Таганку, где живет его дядька. Документы по золоту я у него забрал, а по приборам – ему оставил. Высадил его у дома, руку пожал… И все.
– Что – все? – не поняла Кира.
– Убили его. Похоже, прямо в подъезде, где его родственник живет. Теперь, Кира, мы подходим к самому главному. Это все только присказка была. Вчера днем вызывает меня мой новый начальник и говорит, что гражданин Сыпко, неуемный наш народный мститель, снова бумагу на меня накатал, что, мол, бездельник я и обманщик, он свое дело сделал, в известность компетентные органы поставил, а органы спят и просыпаться не собираются, не иначе как взятку взяли за то, чтобы спать крепче. Начальник вызывает меня к себе и начинает задавать вопросы, требует все документы по проверке уральского завода показать. А я-то понимаю прекрасно, что когда дело о ТАКИХ прибылях идет, то все на самом верху завязано и верить никому нельзя, даже собственному начальнику. Кто угодно может оказаться предателем и провокатором, а особенно если человек новый, то всегда есть опасность, что специально назначенный. Ведь Юрий Ефимович мой как раз таким и был. В общем, документы по золоту показывать нельзя даже под страхом смерти. Столько сил и времени потрачено на это дело, что с дурна ума загубить – прощения мне не будет. И потом, я же о Славке в тот момент подумал. Я был уверен, что он уже в свой Уральск прилетел. Представляешь, ему, молодому оперативнику с периферии, такое дело поднять! Я и так в главке, мне дальше двигаться некуда, но и то обидно дело сгубить, а Славке-то еще расти и расти, ему карьеру делать надо. Короче, уперся я в тот момент рогом и бормочу что-то невнятное, только чтобы документы начальнику не показывать. И вдруг он мне объявляет, что на счет фирмы, где работает моя жена, перечислено двести пятьдесят тысяч долларов. И знаешь, от кого? От фирмы «Артэкс». Предсмертный, можно сказать, подарочек. Якобы за то, чтобы я дело замарафетил и потихоньку развалил. Я еще в себя прийти не успел от такой новости, а начальник мне сообщает, что Слава Агаев убит. Видели, как мы вместе из министерства вышли, в машину мою сели, а через полчаса его нашли на улице Володарского мертвым. И документов по приборам при нем не обнаружили. И смотрит на меня мой начальник нехорошими глазами. И понимаю я, что обвиняет он меня во взяточничестве и убийстве, и как мне от этого отмыться – не представляю. Откуда деньги у жены на фирме – ума не приложу. Кто Юрия Ефимовича убил? Кто Славика зарезал? И времени на все про все у меня – десять минут. Вышел я из кабинета начальника, якобы к себе пошел за документами по Уральску, а сам бегом к выходу – и в метро. К вечеру меня, наверное, в розыск объявили, ну уж к сегодняшнему-то утру – наверняка. Выехать из Москвы я не могу, да и не хочу, потому что хочу в первую очередь не только отсидеться, но и разобраться, что же вокруг этого дела происходит. Алиби на момент убийства Славки у меня нет. Я в это время в машине ехал один. Доказать, что не знаю про деньги от «Артэкса», я не могу. Как только меня обнаружат, сразу же запрут в камеру, и тогда я уже ни в чем не разберусь и ничего не докажу, потому что тогда документы по золотым отходам попадут в чьи-нибудь руки, и все дело рухнет, как карточный домик. А мне жалко. Когда с делом столько возишься, начинаешь относиться к нему как к продукту своего творчества. И потом, я же нормальный человек, в тюрьму-то я идти в любом случае не хочу. Вот с такой бедой я и ехал в метро, когда ты меня увидела. Как тебе мой рассказ?
– Ничего.
Кира замолкла и принялась соскребать ложечкой остатки варенья из розетки, потом сунула ложку в рот, слизнула варенье, постучала мельхиором по мелким ровным зубкам.
– И в чем ты видишь мою роль?
– Ты должна стать моим голосом, моими ушами и моими глазами. Я не могу выходить из дома, потому что меня ищут. Я не могу никуда звонить из твоей квартиры, потому что велика опасность, что у моего абонента стоит определитель номера, после чего вычислить адрес, где я нахожусь, – дело трех минут. Поэтому звонить будешь только ты и только из автоматов, причем из разных частей города. Будешь говорить то, что я попрошу, и передавать мне то, что тебе ответят. Будешь ездить туда, куда я скажу, и рассказывать мне, что ты там видела. Для этого тебе и придется взять отпуск.
– Угу, – кивнула Кира. – А что все это время будешь делать ты? Я буду ходить, звонить, смотреть, разговаривать, а ты что будешь делать?
– А я… – Платонов пожал плечами, потом оглядел кухню и улыбнулся. – Хочешь, я тебе квартиру отремонтирую? Я все умею: и потолки белить, и обои клеить, и плитку класть могу, полы отциклевать, стены штукатурить. Если ты достанешь все материалы, я сделаю ремонт. Хочешь?
Дмитрий не лгал. Он действительно все это умел, и умел хорошо. За его плечами была не одна отремонтированная квартира, хозяйками которых были одинокие женщины «чуть за сорок». Платонов умел быть благодарным и не терпел нахлебничества.
Дмитрий повернулся на другой бок, и раскладушка под его массивным телом страдальчески заскрипела. Кира постелила ему на кухне после того, как он заявил ей:
– Я совсем потерял голову от тебя, но это не означает, что я буду вести себя как грубая скотина. Ты просто запомни: я очень хочу в одну постель с тобой, но сделаю это только тогда, когда ты сама захочешь, ни минутой раньше. Я не хочу ставить тебя в сложное положение, поэтому больше возвращаться к этому вопросу не буду. Если когда-нибудь ты захочешь, ты скажешь мне об этом. Договорились?
Женщине ничего не оставалось, кроме как согласиться. Платонов повторял эту фразу множество раз в своей жизни, и она, как правило, срабатывала именно так, как ему было нужно. Женщина чувствовала себя привлекательной и желанной, что было немаловажно для поддержания ее хорошего отношения к Диме, но в то же время делать первый шаг обычно было трудно. Приглашение в постель оттягивалось, и это было ему на руку. Случись такая необходимость, Платонов мог бы продемонстрировать свои сексуальные достоинства любой женщине независимо от ее возраста и внешности, с этим у него проблем не было, но по возможности он все-таки старался этого избегать. Главным было создать атмосферу, убедить свою временную помощницу в том, что он ее хочет, но терпеливо ждет, создавая при этом совершенно незаметные, но абсолютно непреодолимые препятствия к тому, чтобы она сама заявила о своем желании. Для этого надо было играть роль целомудренного романтика, для которого душа важнее телесных радостей, и Платонову такая роль всегда вполне удавалась. Конечно, исполнять «мужские» обязанности по отношению к гостеприимной хозяйке ему рано или поздно приходилось, и он делал это хорошо и не без удовольствия, искусство состояло лишь в том, чтобы оттянуть сей момент поближе к концу знакомства.