– Вам, наверное, трудно было с тремя-то? – сочувственно спросил Коротков. Аська велела непременно узнать, был ли покойный страстным приверженцем чистоты и порядка, и тема трех собак позволяла плавно перейти к интересующему его вопросу. – Шерсть, грязь, готовка…

– Трудно. – Вдова слабо улыбнулась. – Квартира небольшая, вы сами видите, собаки крупные. Конечно, трудно было. Но мы как-то научились не обращать внимания на неудобства. Ну грязь, ну шерсть, подстилки, миски – мы, конечно, первое время пытались поддерживать чистоту и порядок на прежнем уровне, а потом махнули рукой. Как есть, так и ладно. Зато радости сколько от них – вы не представляете. Они же как люди, у каждого свой характер, свои особенности. У одного аллергия на свинину, другой терпеть не может аппарат для измерения давления. Он его боялся, представляете? Как Юрий Ефимович тонометр достает, так Фред опрометью кидался ко мне и начинал скулить, когда был маленьким. И чего он в нем нашел такого страшного? Теперь, когда подрос, уже не убегает, достоинство блюдет, но по глазам все равно видно, что не любит он этот аппарат. Сидит, смотрит на Юрия Ефимовича, а на морде мука мученическая написана. Да что говорить! Они – члены семьи, мы их всех любили, как детей.

– Юрий Ефимович был, наверное, добрым, мягким?

– Добрым – да. Добрее его я человека в жизни не встречала. А вот мягким, – Клавдия Никифоровна как-то странно посмотрела на Короткова, – мягким я бы его не назвала.

– Почему? Он был неуступчивым? Упрямым?

– Это трудно объяснить, – покачала головой вдова. – Просто я так чувствовала. Если вы попросите меня привести пример, из которого было бы видно, что он не был мягким, я, наверное, не смогу этого сделать. Но внутреннее ощущение было именно такое всегда: добрый, но жесткий.

– И все-таки, Клавдия Никифоровна, почему? Мне это важно, поймите. Только зная в деталях характер вашего мужа, я смогу представить себе, что он мог сделать такого, из-за чего погиб. Чем и кому он мог помешать, кто мог захотеть ему отомстить, свести с ним счеты. Пожалуйста, Клавдия Никифоровна, я прошу вас. Я понимаю ваше горе, понимаю, как вам тяжело говорить о муже, но это нужно сделать. Вы мне поможете?

4

Лена Русанова растерянно смотрела на капитана Лесникова и молчала. Почему этот красивый строгий милиционер спрашивает ее о Диме? В чем он провинился? Что с ним случилось?

– Лена, вы напрасно молчите. Жена Платонова сказала нам, что в ночь со среды на четверг Дмитрий не ночевал дома. Ваш брат уверен, что он был у вас. Это правда?

– Какое вам дело? – резко ответила она. – Даже если он и был у меня, то что это изменит? Чего вы лезете ко мне?

– Вы не правы, – мягко ответил Лесников. – Дмитрий в четверг с утра пришел на работу, а среди дня ушел, никому ничего не сказав, и мы до сих пор не знаем, где он. Видимо, произошло что-то важное, что заставило его оставить работу и где-то скрываться. И это важное могло произойти либо в четверг в первой половине дня, либо в среду. И если в среду он был у вас, то, возможно, рассказал что-то или хотя бы обмолвился о каком-то важном событии.

– Ничего он не рассказывал. Он вообще никогда ничего не рассказывал про свою работу. Будто вы не знаете! – презрительно фыркнула она. – У меня и брат такой же, слова лишнего от него не услышишь.

– А о чем вы обычно разговаривали с Дмитрием?

– Это не ваше дело, – огрызнулась Лена. – Во всяком случае, не о работе.

– Скажите, – внезапно сменил направление Лесников, – Дмитрий много читал?

– Читал? – переспросила она, чуть запнувшись. – Какой странный вопрос.

– И все-таки.

– Ну… Мне кажется, нет. У него времени нет на книги.

– Откуда вы знаете? Вы спрашивали его об этом?

– Да нет, зачем же, это и так видно.

– Откуда видно?

– Я, например, начинаю ему рассказывать о какой-то известной вещи и по его реакции вижу, что он о ней впервые слышит.

– А вас не коробило от этого? Вы простите меня, Лена, но вы учитесь в консерватории, вы близки искусству, вероятно, у вас повышенные требования к общей образованности человека, а Дмитрий, похоже, этим требованиям не очень соответствовал. Вы мирились с этим?

– Вы говорите глупости, – сказала она сердито и немного высокомерно. – Ценность человека не в том, сколько книжек он прочел, а в том, как он относится к другим людям. Да, Дима не знает, что такое «гарики» и кто такой Губерман, он не видел ни одной пьесы Уильямса и никогда не слышал музыку Губайдулиной, но он уважительно относился к людям и никогда их не унижал. Он вообще почти никогда ни о ком не говорил плохо.

– У вас были общие друзья? – невинно поинтересовался Лесников. Девочка дерзит, но не потому, что она злая от природы, а от растерянности и испуга, и ему не составит большого труда заставить ее сказать то, что он хочет услышать. Надо только сделать так, чтобы она не почувствовала, что идет у него на поводу.

– Нет.

Лена помолчала немного, уставившись куда-то в пол.

– Мы никуда не ходили вместе, нам было достаточно друг друга, нам никто не был нужен, – добавила она вдруг.

– А о каких же людях Дмитрий вам рассказывал? Кого обсуждал? Вы только что сказали, что он никогда не унижал людей и не говорил о них плохо. Кого вы имели в виду?

– Никого конкретно, – она пожала плечами. – Иногда он рассказывал мне о людях, которых я совсем не знаю.

– Например?

– Ну, например, в среду он пришел грустный и сказал, что умер очень хороший и достойный человек. Попросил меня налить ему водки и помянул. Знаете, мне показалось, он чуть не плакал. Конечно, я понимаю, что о покойниках плохо не говорят, но, если он решил выпить за упокой его души не на поминках, не на людях, а один, как бы для себя, это значит, что…

Она снова запнулась и замолчала. Игорь не прерывал молчания, боясь спугнуть девушку, он понимал, что сейчас слышит самую важную информацию за весь вечер.

– Господи, как я плохо формулирую, – с досадой вздохнула она. – Вы понимаете, что я хочу сказать?

– Кажется, да, – осторожно ответил Лесников. – Вы хотите сказать, что есть такая вещь, как моральный долг, и что многие из нас горазды отдавать его прилюдно и во всеуслышанье, но лишь немногие способны помнить и отдавать его в одиночку, наедине с самим собой. Кроме того, Дмитрий, вероятно, был способен на сильную привязанность и преданную дружбу, что также дано не многим. Верно?

– Да-да, верно, – торопливо и нервно заговорила девушка. – Но если, как вы говорите, Дима пропал, то я не понимаю, как его способность на сильную привязанность поможет вам его найти. Я сказала вам лишнее, вы меня подловили, это нечестно. Уходите, пожалуйста. Я больше не буду отвечать на ваши вопросы. Уходите.