– Я вам сочувствую, – тихо сказала Настя. – Может быть, теперь, когда выяснилось, что такие письма получали не только вы, все можно поправить?
– Нет, не хочу. – Анна Игоревна отрицательно покачала головой. – Хватит с меня. Мне уже тридцать шесть, ради штампа в паспорте я унижаться не буду. Хотела замуж ужасно, чего теперь скрывать, да все не удавалось. Нет, больше и пробовать не стану.
– А почему вы не отнесли письмо в милицию?
– Потому что я знала, кто его написал. Вернее, до вчерашнего дня думала, что знаю. Выходит, ошибалась. А меня вы не жалейте. Каждый должен прожить свою судьбу, а не чужую. Мне не суждено быть замужем, нечего и пытаться было. А есть женщины, которые расстаются с мужьями и клянутся себе больше никогда ни за что на свете не попадаться и замуж не выходить, а потом все равно снова выходят. Вот им не суждено жить в одиночестве. У всех по-разному…
Они съездили еще по двум адресам, выслушали еще две такие разные и в то же время такие похожие истории женщин, получивших накануне свадьбы письма с угрозами. Ни одна из них не обратилась в свое время в милицию, потому что каждая «знала», кто был автором письма.
Они мотались по всему городу, разыскивая нужных им женщин на работе, дома или у друзей.
– Анастасия, мы сейчас проезжаем недалеко от моего дома. Может, заедем, хотя бы чаю выпьем?
– Давайте, – согласилась Настя. Они оба целый день ничего не ели, а было уже почти семь вечера.
Квартира у Антона Шевцова была двухкомнатная, не очень просторная, но удобная, с большой кухней и встроенными шкафами. Сразу видно, что хозяин он хороший – жилье было ухоженное, чистое, недавно отремонтированное. Стены оклеены светло-серыми, почти белыми обоями с едва заметным серебристым рисунком, отчего комната казалась радостной и наполненной каким-то особым светом.
– Вам чай или кофе?
– А у вас и кофе есть? Вы же его не пьете, – удивилась Настя.
– Сам не пью, а для гостей держу.
Антон принес в комнату поднос с чашками, сахарницей, банкой растворимого кофе и заварочным чайником.
– Есть хотите? Могу предложить бутерброды с сыром и печенье.
– Предлагайте, – благодарно улыбнулась Настя. – Я умираю от голода. Вы меня в очередной раз спасаете. А курить у вас можно?
– Ради бога, в любом месте, – крикнул он из кухни. – Пепельница на столе.
Настя медленно обошла комнату, вышла на балкон, отметив про себя, что и на балконе царит необыкновенная чистота. Господи, когда у нее дойдут руки убраться на лоджии? Там столько хлама! Она присела на стоящий на балконе стул и закурила.
Антон принес бутерброды и вазочку с печеньем.
– Анастасия! – позвал он громко. – Кушать подано.
Она вернулась в комнату, швырнув вниз с балкона недокуренную сигарету.
– Вы такая бледная, – заметил Антон, наливая ей кофе. – Устали?
– Есть немного.
– Обидно, наверное, так проводить отпуск, правда? Тем более сразу после свадьбы.
– Да нет, ничего, нормально.
Она отпила немного кофе и взяла бутерброд. Хлеб был очень свежим, а сыр – из дорогих сортов.
– У меня так уже было, – сказала она, – поехала в отпуск в санаторий, а там произошло убийство, пришлось заниматься им вместо того, чтобы лечиться. Наверное, я просто не умею отдыхать, мне скучно. Нужно, чтобы голова все время была чем-нибудь занята, тогда я себя хорошо чувствую.
– А я люблю отдыхать. По-настоящему, чтобы полностью отключиться от всех забот, ничего не делать и ни о чем не беспокоиться. Человек должен иногда отключаться, а то он долго не выдержит. Впрочем, – улыбнулся Антон, – на меня не нужно ориентироваться, у меня психология сердечника. Врач сказал, что нужно как следует отдыхать – я и отдыхаю. Я вообще врачам верю. А вы?
– А я нет. То есть я им верю, конечно, но делаю все равно по-своему.
Она залпом допила уже остывший кофе и встала.
– Спасибо, Антон. Мне пора.
– Я вас отвезу, – с готовностью вскочил Антон.
– Не нужно, я доеду на метро. Я и так злоупотребляю вашей помощью, мне уже неловко.
– Перестаньте, Настя. – Он впервые назвал ее не Анастасией, а просто Настей. – Мы же друзья, какие могут быть счеты. Мне приятно побыть в вашем обществе, а вы устали, так что никакого метро.
Сопротивляться ей не хотелось, поэтому она уступила быстро и легко.
* * *
Маленький расчетливый бизнесмен Степашка добросовестно выполнял свои обещания. Сначала он позвонил Ларисе Самыкиной, а потом сразу же перезвонил смуглому красавцу Жоре.
– Наша девочка шевелится, предпринимает активные шаги, – сообщил он. – Вчера она даже ходила к Каменской, пыталась ее уговорить помочь в поисках Артюхина.
– К кому она ходила? – Жора даже поперхнулся. – К Каменской из уголовного розыска, с Петровки?
– Ну да, к той самой, которая Серегу сдала.
– Идиотка! – завопил Жора в трубку. – А ты куда смотрел? Не мог сказать?
– В чем дело-то? – обиделся Степашка. – Чего ты орешь?
– Да ты соображаешь, кто такая эта Каменская?! Мать твою, у тебя хоть капля мозгов есть?
– А кто она такая?
– Ты помнишь, два месяца назад застрелили любимого внука Трофима?
– Ну, помню. И чего?
– Так вот эта самая Каменская убийцу вычислила. И теперь ей Трофим – лучший друг.
– Ну уж, и лучший, – усомнился Степашка. – Не преувеличивай.
– Я не преувеличиваю, я хочу, чтобы ты допер своей тупой башкой, что если Каменская пожалуется Трофиму, что из-за Артюхина девку взяли за жопу, то нам головы не сносить. Вся история наружу разом вылезет. Мы за то и бьемся, чтобы Трофим не узнал, что мы твоему Артюхину с залогом помогли, а ты… Кретин ты недоделанный.
– Но я же не знал, – стал оправдываться Степашка. – Я вообще про эту Каменскую впервые слышу.
Тут он, конечно, врал. Он просто забыл. Безусловно, историю с внуком великого могущественного мафиози Трофима он слышал, и не один раз, и фамилию девицы из уголовки ему тоже называли, только он на этой фамилии как-то не сосредоточился, тут же из головы вылетела. Да, черт возьми, неладно вышло. Если бы он не забыл, предупредил бы Ларису заранее, чтобы не вздумала к Каменской идти. Мог бы сообразить, что она так поступит. Ведь он сам ей подсказал такой ход, сам сказал ей: «Ты виновата, что так случилось, – ты и выкручивайся». Конечно, девочка подумала, мозгами пораскинула, да и кинулась к той, кого считала виноватой. К Каменской.
– Короче, Степашечка, – произнес Жора уже спокойнее, – беги к Лариске и накачай ее по самую глотку. Пусть звонит Каменской, пусть идет, пусть ползет и извиняется, мол, простите, тетенька, я погорячилась, уж очень я за Сережу переживаю. Пусть дает честное слово, что Сережа вернется через день-два, что никуда он не сбежал, что на самом деле он у очередной бабы залег, а она не смогла до него дозвониться, вот и перепугалась, что он уехал. А он никуда не делся, в Москве, в чужой койке отлеживается. Понял?