Он искоса перевел взгляд на штыковую лопату, машинально размял пальцы рук, заболевшие от непривычной работы.
Пока Синцов сопоставлял профессию водителя с каторжным трудом землекопа, я подошел к могиле Оксаны Шуваловой. Сначала поправил увядающие венки, потом минут пять постоял в горькой задумчивости, оставаясь наедине с тяжелыми мыслями. Затем достал из кармана плаща золотую цепочку с кулоном, подержал на ладони и тут же аккуратно завернул в целлофановый пакетик. Выкопав неглубокую ямку возле памятника, я опустил в нее любимое Оксанино украшение.
– Когда доктор сказал, что ты просила передать этот прощальный подарок человеку, который тебя любит, я решил, что он свихнулся на почве маразматической старости. Теперь я понял, что ты имела в виду. Я не сомневаюсь, что ты по-прежнему хотела бы отдать цепочку с этим кулоном своей единственной дочери. Я обязательно исполню твою последнюю волю, но только, может, не сейчас, а чуть позже, – дрогнувшим голосом произнес я. – Прости меня! Я не могу оставить себе эти драгоценности… И не могу отомстить виновникам твоей смерти. Уверен, тебе это и не нужно. Ты прекрасно знала, кто будет в этом повинен. Я не могу мстить твоей дочери! Вернуть ей цепочку с кулоном тоже не могу. Она не достойна их носить. Пока не достойна. Прости и прощай…
Я аккуратно присыпал пакетик землей и разровнял могилку. Еще раз посмотрел на фотографию Оксаны и вновь извинился.
Вернувшись к друзьям, я застал Ершова не в меру возбужденным. Павел Егорович был чересчур разговорчив и часто нес невпопад всякую ахинею.
– Вы зря думаете, что наш младший лейтенант был абсолютно нищим! – внезапно заявил он. – Да если хотите знать… У него денег было намного больше, чем у нас у всех, вместе взятых. За это его и убили! Я точно знаю. Видел баксы… Зелененькие купюры. Много… Целые пачки, перетянутые резиночками…
– Сколько же он успел выпить? – строгим голосом спросил я, обращаясь к Синцову.
– Почти всю бутылку! – не моргнув глазом ответил сам Павел Егорович. – Вы с Синцовым не пьете. Пришлось добавочно принять на грудь по сто пятьдесят грамм за каждого…
– А почему бы и нет? Ты не за рулем. Друга похоронил. Имеешь право помянуть… – добродушно подметил Валентин.
– Да ради бога! – отмахнулся я. – Только нужно соизмерять здоровье…
Кивком головы я указал на Павла Егоровича.
– Ничего плохого нет в том, что выпил на поминках, но ему же самому потом будет очень плохо.
– Я не пьяный! – возразил Ершов. – Все понимаю… И про Макара Иваныча говорю чистую правду! У него было очень много денег…
– Теперь у Шепелева ничего нет, – с сожалением в голосе констатировал я.
– Есть! – возразил Павел Егорович. – Деньги спрятаны в подвале. В его котомке…
– Тебя дожидаются – незлобно подтрунил Синцов.
– Я знаю, куда он их спрятал! – заговорщицки произнес Павел Егорович, не обращая внимания на мою кратковременную задумчивость. – Поначалу я был уверен, что это красивые фантики. Бумажки-бумажоночки! Но ведь за фантики не убивают?!
– Кончай трепаться! – приструнил Синцов. – Посмотри на командира! Видишь, как набычился…
– Стараюсь не вмешиваться в ваш разговор, потому что немного задумался о своем… – отрешенно ответил я. – Атмосфера кладбища действует на меня чересчур угнетающе.
Мысли об Оксане и ее дочери не выходили у меня из головы.
– Подождите, мужики! – рассудительно сказал Синцов. – А что, если у Макара Иваныча действительно были деньги?
– Что значит «если», – возмутился Ершов. – Я лично держал эти пачки в руках. Только не поверил, что они настоящие. Почему-то подумал, что они фальшивые. После того как ты, Николаич, уехал с кладбища, я встретил Макара. Он часто здесь ошивался. Мы иногда перекидывались с ним парой слов. А в тот раз я рассказал о нашей с тобой встрече. Макар предложил выпить по этому поводу…
– И вы пошли с ним в его подвал? – поинтересовался я.
– Не сразу, конечно. Сначала мои мужики подбросили нас до города. Потом зашли в магазин. Правда, там он расплачивался рублями, а уж гораздо позже показал измятые пачки долларов. Макар утверждал, что у него тридцать тысяч. Говорил, что украл их у одного знакомого наркомана. Я был уверен, что врет…
– А ты точно знаешь, куда он их спрятал? – ухмыльнулся Синцов, и более серьезно добавил: – Я вот что хочу сказать… Шепелева убили, а может, валюту так и не нашли? В таком случае все деньги должны лежать на своем прежнем месте. Может, Павел Егорыч дело говорит? За фантики не убивают…
– Это верно, должны… – согласился я.
– Так я вам про это самое уже сколько времени талдычу? – почти выкрикнул Павел Егорович. – Русским языком объясняю! Он при мне их в подвале спрятал. А вы заладили одно и то же. Пьяный, пьяный… Да у меня давно иммунитет на водку выработался. Ноги подкашиваются, а голова все соображает.
С беспокойством взглянув на нас, он добавил:
– Послушайте, мужики, я же правду говорю! Сам эти баксы видел…
– Но если знаешь, где деньги, то почему до сих пор не сходил и не забрал? – недоверчиво поинтересовался я.
Павел Егорович смущенно хлопнул глазами и еле слышно произнес:
– Во-первых, не верил, что у бездомного бродяги может быть настоящая валюта, да еще в таком количестве. А во-вторых, я боюсь заходить в тот подвал.
– Ты-то боишься? – хмыкнул Синцов. – Каждый день с покойниками дело имеешь.
– Мертвые люди меня не пугают. Но в подвал больше не пойду!
– А со мной сходишь? – поинтересовался Валентин.
Ершов с трудом кивнул, но было видно, что сделал это против собственной воли.
– Вот и договорились!
Синцов посмотрел на меня таким взглядом, словно спрашивал моего разрешения либо предлагал принять непосредственное участие в поисках таинственной валюты.
– Если там нет денег, то, в сущности, мы ведь ничего не теряем.
– В принципе, ничего… – согласился я.
– Тогда делаем так… – взяв на себя руководящую роль, заявил Валентин. – Лопаты, веревки и прочую дребедень складываем в багажник. У центрального входа сдаем инвентарь, переоденемся и заодно помоем руки…
Он перевел взгляд на Павла Егоровича.
– У тебя рабочий день закончен?
– Я все еще на больничном. Вышел на смену только ради того, чтобы по-человечески похоронить друга… Что-то вроде коммунистического субботника. На добровольных началах… – ответил Ершов. – На этот счет никаких проблем не возникнет…
– Тем более что уже изрядно наклюкался, – незлобно подметил я. – От тебя толку, что с козла молока.
– Послушай, командир, – вспылил Ершов, – такие шуточки мне не нравятся!
Он уже был готов обидеться, но в это время его ударило внезапным порывом ветра. Павел Егорович не упал на разжиженную почву лишь благодаря Синцову, который успел подхватить его под руку.