Прежде всего обвиняли, конечно, Джорджа, разумеется, за его спиной. Он исчез из шатра весьма вовремя. Если злоумышленником действительно был Джордж, то возникали серьезные вопросы о том, как привлечь его к ответственности. В конце концов, это было второе по значимости лицо в руководстве.
Хуже всего чувствовали себя акробаты. Их шатер был разрушен, и им предоставили неважную альтернативу: сценический шатер клоунов, где им пришлось репетировать свои трюки на гимнастическом ковре, пока не будет восстановлена их собственная сцена.
Уроды тоже огорчились, поскольку Фишбой получил серьезное увечье. Его голова была сплющена опорным столбом. Фишбоя спасло лишь посещение манипулятора материалом. Между тем Мугабо в панике вызвал небольшой пожар, в результате которого расплавились некоторые приспособления, поддававшиеся ремонту в нормальных обстоятельствах. Он заявил, что не будет давать больше представлений, и не позволил подойти к себе близко, чтобы оказать помощь в лечении полученных им множественных ожогов.
Травмы других исполнителей были незначительными. Джи-Джи получил лишь шишку на плече и темное влажное пятно на штанах, появившееся в результате сочетания страха и слишком обильного потребления шипучих напитков. У некоторых появился звон в ушах, главным образом из-за Гоши, чьи возгласы и крики во время бедствия никому не помогли. Он свистел до тех пор, пока наконец свист кипящего чайника не превратился в щебет волнистого попугая и можно было расслабиться.
— Так, — сказал Гонко, когда клоуны заняли места за карточным столом, — что-то случилось.
— Кто это сделал, Гонко? — спросил Дупи. — Кто сделал это? Этого не надо было делать, Гонко. Они напугали Гоши, они напугали Гоши!
— Судя по всему, напугали немного и Джи-Джи, — сказал Гонко. — Может, надо сменить штаны, малыш?
— Это просто пот, — оправдывался Джи-Джи, скрестив ноги, чтобы скрыть пятно.
— Кажется, Фишбой серьезно поранился, — сказал Уинстон, сдав карты для первого раунда блек-джека.
— Это чертов ублюдок, — сказал Гонко, ударив по столу кулаком. — Фишбой не обидит и мухи. Кто бы это ни был, я сделаю из него нарезку.
— Кто это сделал, Гонко? — допытывался Дупи. — Кем был тот, кто сделал это, Гонко? Кто сделал то, что было сделано…
— Не имею представления, Дупс. Хотя ты задал хороший вопрос, ты всегда был пытливым парнем. Кто хотел убить?.. Каждый. И что это было за дерьмо со «свободой»?
В голове Джи-Джи что-то щелкнуло. Припомнить одно только слово: «Свобода». Уинстон! Почему он не вспомнил этого раньше? Он повернул голову к Уинстону, обдумывая поведение клоуна на Аллее интермедий. Джи-Джи широко раскрыл рот. Уинстон бросил на него быстрый взгляд и сказал:
— Не правда ли, странно? Не хотелось бы мне быть в штанах или в туфлях того, кто вывесил этот стяг.
Джи-Джи намек понял, но его рот оставался открытым. Уинстон опять бросил на него испепеляющий взгляд и воскликнул:
— Джи-Джи, ты собираешься делать ставку или будешь сидеть как человек-невидимка весь вечер?
Это замечание вызвало смешок у Гонко, а Джи-Джи закрыл рот.
— Ты слишком взвинчен, — заметил Гонко Уинстону.
— Нам нужно когда-нибудь вернуть право на шоу, не так ли? — напомнил тот. — Слышал, что сказал Джордж? Акробаты получили нашу сцену. Интересно, сколько потребуется времени для восстановления их собственной сцены?
— О боже, ты прав, — запричитал Гонко.
Джи-Джи решил, что пора смываться, ибо он не мог преодолеть свое недоверие к Уинстону.
— Эй! — окликнул его Гонко, когда он отошел от стола. — Куда ты идешь, черт побери? Какой покер можно сыграть с тремя игроками?
Джи-Джи захныкал и убежал.
— Никто не поверит твоему притворству! — крикнул ему вдогонку Гонко. — Я тебя знаю, приятель, знаю хорошо.
Вернувшись в свою комнату, Джи-Джи сел на постель и попытался раскинуть мозгами. Уинстон все еще шантажирует его, размышлял он, но может ли он сам шантажировать Уинстона? Свобода. Что это значило? Почему он говорил о ней Джейми в порыве сентиментальности? Был ли в том, о чем он думал, какой-то шанс для Джейми уйти из шоу? Не дурачился ли старик?
— Думаю, — шептал Джи-Джи, — так и есть, это дурачество.
Он лег на спину, размышляя. Голова ударилась обо что-то круглое и твердое — это был хрустальный шар. Он потрогал его поверхность, и на его лице расплылась улыбка. Джи-Джи знал, как проведет завтрашний день. Он вынул шар из наволочки, погладил и сказал:
— Ты, беби, и я, мы с тобой одни против всего мира.
Джейми проснулся, испытав привычный ряд состояний: головокружение, тошнота, страх, обреченность на беспомощность. Плюсом было то, что из этого ряда выпала физическая боль. По обыкновению, он припомнил, что днем раньше едва избежал смерти, в этот раз его жизни угрожало падение опорных балок. Одна из них упала рядом, справа от его — или Джи-Джи — лица. И как Джи-Джи реагировал на все это? Выбравшись из разгромленного театра, он забыл о нем. Этот парень нисколько не беспокоился о том, что случилось с той группой, к которой он принадлежал. «Мне придется умереть здесь, — подумал Джейми с абсолютным хладнокровием. — Теперь в любой день».
С такими мыслями Джейми просыпался каждое утро и потому сразу же намазывал лицо краской. Впрочем, в это утро все было иначе. Ему пришлось думать. Вчера произошло нечто очень серьезное, нечто, противоречившее обычному укладу жизни цирка. Некто бросил вызов всем участникам шоу — по крайней мере, всем, кто что-то значил в нем. Эти неизвестные не дурачились, они добивались серьезных целей. На стяге было написано СВОБОДА. Слово, которое Уинстон советовал ему запомнить. Это затея Уинстона! Так должно было быть.
Он думал об Уинстоне, на которого должен был опереться.
Свобода.
Или, возможно, было много плеч для опоры?
Он с отвращением посмотрел на ванночку с краской для лица. Сегодня он предстанет в этом заведении в собственном обличье.
* * *
Просыпались другие участники карнавала, и Джейми мог слышать, как идет уборка сцены для акробатов. Он надел туфли, красный нос, просторную полосатую рубашку и светлые пятнистые штаны. Основательно проверил карманы и не обнаружил в них ничего, кроме волокна. Одевшись, сел на постель, прислушиваясь, есть ли в гостиной клоуны. Там было тихо. Джейми поднялся и открыл дверь, но был вынужден вновь подавить в себе инстинктивное желание крикнуть. За дверью стоял Гоши, и одному Богу было известно, сколько времени он глядел на дверные панели. Всю ночь?
Джейми крепко сжал дверную ручку.
— Доброе утро, — выдавил он из себя.
Гоши уставился на него, не меняя выражения лица. Джейми заметил что-то зеленое на его верхней губе, словно травянистое пятно.