Она не поняла, что происходит. Инстинкт самосохранения не сработал. Она не стала убегать. Что за глупости – убегать от него? От ее единственного, любимого самца! Что стряслось?!
Больной вопрос застрял в сознании разрезающим мышцы крюком. В ее тело вонзились его когти. Все произошло стремительно. Он перегрыз ей горло. Альбиноска умерла в ту же секунду, и лишь едва заметные конвульсии да струящийся родничок алой крови свидетельствовали о том, что здесь еще мгновение назад теплилась жизнь.
Ушные раковины заложило. Он ничего не слышал. Голову разрывало сильнейшее давление. Лапы не слушались. Ему стало плохо. Впервые в жизни ему было настолько плохо. Невыносимо. Он то дотрагивался до мертвой тушки альбиноски, то отскакивал от нее в ужасе, то протяжно выл и стонал, склонившись над сокрушенной жертвой. Ставшее привычным свежее крысиное мясо лежало перед изголодавшимся самцом, но он не мог это есть. Сейчас он хотел одного – чтобы прекрасная белая самка ожила, чтобы в ее мутно-серых глазах вновь зажегся свет жизни.
Что он наделал! «Хозяин» разбежался и изо всех сил врезался в стену. Затем еще и еще раз. Он возвращался к самке, усаживался напротив и с надеждой ждал. Он надеялся на чудо. Представлял, как она вскочит как ни в чем не бывало, и все будет по-прежнему. Почему она не встает? Он не желал верить в случившееся. Его сдергивало с места в безумном порыве, и он снова мчался к стене, сознательно разбивая себе голову. Но боль не приносила успокоения. Ему становилось все хуже и хуже. Крысиная душа проснулась и уничтожала тело.
– Наконец-то мы его нашли, – вздохнул вошедший в кают-компанию усатый мичман. – Вот он, крысиный убийца. Очередную тварь замочил. Гляди-ка, она белая, прям как домашний хомяк. Чудеса, да и только! Надо же… Ладно, давай, лови его, командор приказал отдать его профессору. На хрен этот крыс сдался этому московскому светилу?! У этих чудаков-ученых свое кино!
– Какое там кино! – засучивший рукава робы морячок держал в руках капроновую сетку. – Он его в лаборатории запрет и будет мучить да всякие инъекции вкалывать.
– Нам до этого дела нет. Командор приказал выловить и отдать профессору!
«Хозяин» сопротивлялся вяло, словно только и мечтал о том, чтобы на него накинули сетку. Его подняли и потащили. Потом повезли куда-то далеко. Свет прожекторов, шум, бряцанье железа, слепящие блики на остром лезвии скальпеля… Больше ничего. Мрак, пустота…
Красс поджидал супруга Алины в своем джипе неподалеку от элитного дома на Можайке. Каждую субботу ближе к полуночи семейство Алины и Исы выдвигалось на дачу. Ехали по Можайке. Далее мчались по Минскому шоссе. Километрах в пятнадцати от Москвы у них был аккуратный дизайнерский домик со скошенной кровлей. Красс разведал, что стоял этот дом не в элитном загородном поселке, а в обычной подмосковной деревне, расположенной по обе стороны неосвещенной трассы. Это значительно облегчало задачу…
В эту пятницу Алина выехала из подземного гаража первой. Так случалось. Иногда они отправлялись в коттедж порознь, каждый на своем транспорте. Поздним вечером, когда совсем стемнело и даже блики на снегу исчезли, она проехала на своем белом «Лексусе» мимо Красса, не заметив ни заляпанные номера видавшего виды джипа бывшего возлюбленного, ни тем более его самого.
Его же обуял трепет. Смешанное чувство, сдобренное воспоминаниями о сладкой юношеской влюбленности, романтике первых ночей и вероломной измене. Его тряхнуло от эмоций. Злоба и влечение – все перемешалось. Ненависть всегда побеждает любовь, когда разум отказывается от равнодушия.
Один из «карликов» доложил, что чеченец вышел из подъезда один и сел в «Мерседес», припаркованный в плотном ряду перед домом. Красс подъехал к шлагбауму на выезде из высотки и включил аварийку. Охранник в чоповской униформе среагировал только в тот момент, когда владелец «Мерседеса СL» – один из жильцов элитной многоэтажки – попытался выехать за периметр. Реакция выражалась в том, что он протер заспанные глаза и разглядел силуэты двух машин.
Путь на дорожную полосу преграждал джип, водитель которого – бритоголовый великан – выполнял какой-то немыслимый маневр, пытаясь то ли развернуться, то ли сдать назад. При этом он медлил, не обращая внимания ни на проезжую часть, ни на выезжающего. В это время суток машин на дороге мало. Если что – объедут… А как разъехаться, когда дорожка у шлагбаума узенькая? Причем видно было, что двигатель джипа не заглох. Странная ситуация.
Чеченец, запертый непонятным маневрированием, спокойно ожидал, до поры до времени, не принимая нерешительные действия водителя джипа близко к сердцу. Так продолжалось минуты две-три. Нервы все-таки сдали. Он вышел из машины и направился к создателю нелепой пробки:
– Ты издеваешься, что ли? Что-нибудь сделай в конце концов. Или туда, или сюда поезжай. Дай выехать!
Красс даже не шелохнулся, когда увидел подошедшего к машине соперника – ненавистного похитителя его любви по имени Иса. Лидер фанатов демонстративно взял позвонивший мобильник и начал разговаривать, игнорируя постучавшего в стекло чеченца.
Подошел заспанный охранник. Из любопытства. С ним Красс решил поговорить. Он вышел из машины, гордясь своими мощными габаритами, и, не глядя на Ису, «наехал» на местного секьюрити:
– Ты чо, чеченофил? Или ты даголюб? В будке своей Аллаху молишься на собачьем коврике?!
– Я русский… – поспешил оправдаться худощавый парень с прыщами, забывший к тому же рацию на КПП. Пока он добежит до нее, чтобы вызвать подмогу, этот громила на раз-два может утрамбовать в асфальт.
Любопытство быстро улетучилось, освободив место страху. Его сменщик не раз утверждал, что лучше пять минут побыть трусом, чем всю жизнь – калекой. Сейчас он окончательно согласился с данным постулатом и сделал свой выбор между геройством и обывательским мирком в пользу последнего. Рисковать из-за этих нуворишей, которые и не подумают никогда на чай дать, а лишь бибикают да орут, когда задержишь на мгновение открытие этого проклятого шлагбаума… Считают роботами. Оно и верно. Машинально все делаешь, не обдуманно же эту палку поднимать. Иногда задумаешься или зазеваешься, а они, хотя этот кавказец, надо признать, исключение, сразу в бочку!
– Значит, ты ничего не видел. Ты ведь плохо видишь, но лучше быть слепым, а не мертвым! Правильно?!
Охранник предпочел не вмешиваться.
Красс достал пистолет и наставил его дулом прямо в лицо Исе.
– А ты чего хочешь, «чех»? Поучаствовать в съемках, где я режиссером? Хочешь прямо здесь, раз ты предпочел мою Москву своему аулу, снимем АуАттар?! Один режиссер и один актер и пока один зритель? Кино немое и черно-белое! Ты черный, я – белый, зритель – немой и глухой. И ему неинтересно наше с тобой кино, потому что он ушел спать в свою каморку…
– Лучше стреляй, урод, потому что я тебя видел… – процедил сквозь зубы Иса.
В этот момент подъехали подельники Красса: двое из его «фирмы» в черных вязаных шапках с вырезами для глаз и с битами в руках выпрыгнули на узкую дорожку из «Линкольна», который тут же исчез.