– А вы?
– И я следом за тобой, надо ж тебя проконтролировать, – усмехнулся я.
Леня ловко залез через окно в комнату, и я последовал за ним. В доме у Николая Федоровича Вернигоры царил идеальный порядок, который не смогли нарушить даже его внезапная смерть и последовавший за ней приезд медиков и работников милиции. Я заметил, что Леня ни секунды не потратил на то, чтобы осмотреться, а сразу же уверенно двинулся к полированной мебельной стенке. Похоже, он и вправду был здесь частым гостем и пользовался доверием хозяина. Он открыл откидывающуюся крышку одной из секций и заглянул внутрь.
– Вот она. – Он радостно обернулся ко мне, держа в руке видеокассету с яркой наклейкой.
Я подошел поближе, не в силах бороться с любопытством. На двух полках ровными рядами стояли кассеты, на верхней полке – с названиями фильмов на наклейках, на нижней – с номерами. Подбор фильмов свидетельствовал о том, что вкус у Николая Федоровича был взыскательным и строгим. Видимо, здесь было то, что он не брал напрокат, а покупал, чтобы всегда иметь под рукой. Среди названий я заметил «Профессионала» с Бельмондо и Оссейном, «Список Шиндлера», «Утомленных солнцем», «Меморандум Квиллера» с блистательным Максом фон Сюдовом и Джоном Сигалом, несколько других очень известных лент. Были, конечно же, и наши: «Офицеры», «Место встречи изменить нельзя» и даже все двенадцать серий про Штирлица – фильмы, которые дороги не только тем, кому сейчас за семьдесят. Я, например, «Офицеров» и сам смотрю с удовольствием, сколько бы раз их ни повторяли по телевизору. И каждый раз у меня в горле встает ком, когда командир полка, которого играет Георгий Юматов, возвращается из Москвы, отказавшись от назначения в Генеральный штаб. Он едет с женой в открытой машине, а мимо идут танки, на маневры следуют. И вот один из танкистов открывает люк и спрашивает: «Товарищ генерал, вы насовсем вернулись или так, за вещами только?» Стало быть, все в полку знали, зачем их командир в Москву ездил. Генерал от такого нахальства дар речи потерял, сидит и слова сказать не может. А жена его спокойно так, по-домашнему, отвечает: «Да насовсем, Паша. Насовсем». То есть она каждого, понимаете, каждого человека в полку по имени знает. Танкист этот встает во весь рост и на всю колонну кричит: «Насовсем! Насовсем!!!» Значит, каждый человек в этом полку переживал, не бросит ли их любимый командир ради непыльного штабного кресла. А он не бросил. Потому что он – Офицер. И сын у него, в войну погибший, в этом же самом полку служил. Эпизод крохотный, меньше минуты длится, а как много в нем рассказано. Вот это и есть то мастерство, которое, судя по всему, понимал и ценил Николай Федорович Вернигора.
Но мое внимание привлекло не это. Я смотрел на стоявшие на нижней полке кассеты с наклеенными на них номерами, от 1 до 12, и видел, что одной кассеты не хватает. Следом за номером 8 шел номер 10. Все остальные были на месте и стояли строго по порядку.
– А это что за кассеты? – спросил я Леню.
– Это дед Николай сам снимал, у него видеокамера хорошая, дочка привезла в подарок.
– И что же он снимал?
– Ну, события всякие, праздники городские, фестивали, конкурсы, ветеранские дела. Его на свадьбы часто приглашали снимать. Дед говорил, что с молодости кино увлекался.
Так. Очень интересно. Оргкомитетчик Гена сказал, что в фиолетовой пластиковой сумке Ольги Доренко было что-то, по габаритам похожее на книгу. Уж не кассета ли? Под номером 9. Что же такое могло быть на этой кассете, зачем Вернигора отдал ее Ольге? Семейное торжество или чествование его самого, и он решил подарить запись на память своим московским родственникам? В обмен, так сказать, на посылочку. Вполне возможно. Но все равно непонятно, куда делась эта фиолетовая сумка с желтыми ручками. Вчера Сергей Лисицын еще раз внимательнейшим образом осмотрел все вещи Доренко, сумки среди них не было. И куда она запропастилась? Надо будет сказать Сереже, чтобы попросил следователя официально изъять эти кассеты и посмотреть, что на них записано. Хотя зачем? Какое отношение имеют эти любительские съемки к планомерному истреблению претенденток на первую премию кинофестиваля «Золотой орел»? Никакого.
Мы проделали обратный путь через окно, и Леня ловко закрыл хитрую щеколду. Снова я не успел заметить, как он это делает. Спрашивать не стал, чтобы не насторожить парня: доверил секрет незнакомому мужику, а тот возьми и окажись вором-домушником.
Успели мы как раз вовремя. Буквально минут через пять после того, как я распрощался с юным видеобизнесменом, вернулась из поликлиники женщина из дома 16. Я с облегчением сдал пост и двинулся к себе на Первомайскую.
Вернувшись домой, я застал совершенно идиллическую картинку: Татьяна за столом во дворе работала на своем мини-компьютере, Лиля сидела рядом и молча смотрела на бегущий по экрану курсор и возникающие с невероятной скоростью слова и строки, а Ирочка хлопотала на кухне, возясь с обедом. В голове мелькнули две мысли одновременно, одна – неприятная, другая – смешная. Я подумал о том, что ведь Рита, работая кинокритиком, тоже очень много писала и вообще работала с бумагами, изучала тексты сценариев и разные рецензии, но никогда я не видел, чтобы Лиля стояла у нее за спиной или сидела рядом и смотрела, как мать работает. Ритина нервозность и злобность создавали на расстоянии трех метров вокруг нее такую ауру, находиться в которой больше пяти минут становилось опасным для психики, и ребенок чувствовал это не менее остро, чем я. Смешная же мысль заключалась в том, что мне вдруг захотелось, чтобы это и была моя семья. Обожаемая, умная, но до конца не понимаемая мною дочь. Толстая белокожая Татьяна со сладкими губами и волнующим чувственным голосом, которая пишет книги и с которой можно поговорить о профессиональных делах. И веселая кокетливая Ирочка, непревзойденная кулинарка, расчетливая экономка, заботливая домоправительница.
Я стряхнул с себя наваждение.
– Чем так убийственно пахнет? – спросил я, заглядывая в стоявшую на огне кастрюлю, в которой что-то кипело.
Ирочка улыбнулась и протянула мне ложку какой-то разноцветной смеси.
– Попробуйте, Владик, я что-то никак не пойму, хватает ли соли. Сама уже так напробовалась, что вкуса не чувствую.
Я попробовал. Вкус был восхитительный, хотя, видит бог, я не смог бы назвать ни одного компонента этой смеси.
– Ирочка, как хорошо, что мы живем в одном доме, а то я мог бы умереть, не узнав, что на свете существует такая вкуснятина.
Она глянула на меня как-то уж очень серьезно и сказала, отворачиваясь и начиная что-то быстро резать большим кухонным ножом:
– Если бы мы не жили в одном доме, вы бы никогда не узнали, насколько ваша Лиля нуждается во внимании и общении со взрослыми. Простите, Владик, это не мое дело, но, по-моему, у вас очень странная жена. Вы же видите, девочке явно не хватает материнского тепла.
Ай да Ирочка! Видно, я ее недооценил, она оказалась куда более проницательной, чем я мог предполагать. Но углубляться в обсуждение вопроса о Рите я не хотел, поэтому стал с преувеличенным вниманием рассматривать приготовленные к обеду миски и тарелки с едой.