— Ты был отличным консулом, Силан.
— Я тоже так думаю. Год выдался непростой, но я пережил его. — Силан сжал теплые сухие пальцы жены. — Я только тебя не мог пережить, Сервилия.
— Ты был болен еще до нашей свадьбы.
Он замолчал. Его невероятно длинные светлые ресницы, как веера, лежали на обвисших щеках. «Как он красив! — подумала его жена. — И как он мне понравился, когда я впервые увидела его! Я буду вдовой уже во второй раз».
— Брут дома? — спросил он через некоторое время, поднимая усталые веки. — Я бы хотел поговорить с ним.
И когда Брут вошел, Силан взглянул поверх его грустного лица на Сервилию.
— Выйди, дорогая, сходи за девочками и подожди. Брут позовет тебя.
Как ей не нравилось, когда ее просили выйти! Но она подчинилась. Силан сначала удостоверился в том, что она ушла, потом повернул голову и посмотрел на сына своей жены.
— Сядь на мою кровать, Брут.
Брут повиновался, его черные глаза в мерцающем свете лампы блестели от слез.
— Ты плачешь обо мне? — спросил Силан.
— Да.
— Ты плачь о себе, сынок. Когда я умру, ладить с ней будет еще труднее.
— Вряд ли это возможно, отец, — сказал Брут, подавляя рыдания.
— Она выйдет замуж за Цезаря.
— О да.
— Может быть, это окажется хорошо для нее. Более сильного человека я не встречал.
— Тогда между ними начнется война, — сказал Брут.
— А Юлия? Как вы оба будете жить, если они поженятся?
— Как и сейчас. Мы справимся.
Силан потянул на себя простыни. Казалось, он исчезает на глазах.
— Брут, мое время пришло! — воскликнул он. — Мне так много надо было сказать тебе, но я все откладывал и откладывал, пока не стало слишком поздно. Вот и вся история моей жизни!
Плача, Брут побежал за матерью и сестрами. Силан еще смог улыбнуться им, а потом закрыл глаза и умер.
Похороны, хотя и не за счет государства, получились пышными. Они прошли не без щекотливого нюанса: любовник вдовы председательствовал на похоронах ее мужа и произнес замечательное надгробное слово с ростры. Он говорил так, словно никогда в жизни не встречался с вдовой, а вот ее мужа, напротив, знал очень хорошо.
— Кто позволил Цезарю выступить с речью на похоронах? — спросил Цицерон Катула.
— А как ты думаешь, кто?
— Здесь — не то место, где Сервилия может распоряжаться.
— А разве Сервилия знает свое место?
— Жаль, что у Силана не было сыновей.
— Скорее, это его удача.
Они медленно пошли прочь от могилы Юния Силана, которая находилась на южной стороне города у Аппиевой дороги.
— Катул! Что нам делать со святотатством Публия Клодия?
— А что говорит об этом твоя жена, Цицерон?
— Терзается. Нам, мужчинам, не стоило совать нос в это дело, но раз уж мы сунулись, то Публия Клодия следует осудить. — Цицерон помолчал. — Должен сказать тебе, Квинт Лутаций, что я попал в очень неудобное и деликатное положение.
Катул остановился.
— Ты, Цицерон? Каким образом?
— Теренция считает, что у меня роман с Клодией.
На миг Катул словно онемел. Потом расхохотался. Присутствовавшие на похоронах с любопытством посмотрели на них. Странная пара: оба — в черных траурных тогах с узкой всаднической пурпурной полосой на правом плече, но один хохотал, а другой стоял, явно возмущенный.
— И что же в этом смешного? — раздраженно спросил Цицерон.
— Ты! Теренция! — выдохнул Катул, вытирая выступившие от смеха слезы. — Цицерон, неужели она… ты… Клодия?
— На обеде у Аттика Клодия все время строила мне глазки, — высокомерно похвастался Цицерон.
— В эту женщину, — сказал Катул, продолжая путь, — проникнуть труднее, чем в Нолу. Почему, ты думаешь, Целер ее терпит? Он знает все ее ухватки! Хихикает, хлопает ресницами, делает полного дурака из какого-нибудь мужчины, а потом отступает за стены и наглухо запирает ворота. Скажи Теренции, чтобы не глупила. Наверное, Клодия просто так веселится за твой счет.
— Нет, это ты скажи Теренции, чтобы она не глупила.
— Благодарю, Цицерон, но — нет. У меня хватает хлопот с Гортензией. Я не хочу скрещивать мечи еще и с Теренцией.
— Я тоже не хочу, — сказал несчастный Цицерон. — Знаешь, Целер написал мне. Он мне пишет с тех пор, как уехал управлять Италийской Галлией!
— Обвиняет тебя, что ты — любовник Клодии? — спросил Катул.
— Нет, нет! Он хочет, чтобы я помог Помпею получить землю для его солдат. Это очень трудно.
— Будет трудно, если ты займешься этим делом, друг мой! — сказал Катул угрюмо. — Могу сказать тебе прямо сейчас: Помпей получит землю только через мой труп!
— Я знал, что ты так скажешь.
— Тогда о чем ты болтаешь?
Цицерон вытянул руки, словно хотел схватить Катула, и заскрипел зубами.
— Я не имею привычки болтать! Но неужели Целер не знает того, что весь Рим болтает о Клодии и об этом новом поэте, Катулле?
— Ну, — спокойно сказал Катул, — если весь Рим болтает о Клодии и о каком-то поэте, тогда он не может серьезно думать о Клодии и о тебе, не так ли? Скажи об этом Теренции.
— Грр! — прорычал Цицерон и решил в дальнейшем молчать.
Сервилия тактично выдержала паузу между смертью Силана и запиской Цезарю с просьбой поговорить — в комнатах на улице Патрициев.
Встретивший ее Цезарь был на себя не похож. Просто неприятного разговора вряд ли достаточно для такой перемены. Причина была иная — и достаточно веская. Его стали донимать кредиторы. Пустили слух по всей улице Банкиров, что в нынешнем году преторы не получат провинций. Это значило, что Цезаря могла ожидать не победа, а непоправимое поражение. Конечно, это все Катул, Катон, Бибул и остальные boni. В конце концов они нашли способ лишить преторов провинций. Фуфий Кален оказался очень хорошим плебейским трибуном. И если существовало худшее положение, то экономическая ситуация достигла его. Если даже такой консерватор, как Катон, видит необходимость понизить цену на зерно, тогда Рим действительно в трудном положении. Удача!.. Что вдруг случилось с удачей Цезаря?! Или богиня Фортуна просто испытывает его?
Но кажется, Сервилия была не в настроении выяснять проблему Фортуны. Она поздоровалась с Цезарем очень серьезно, не собираясь раздеваться. Потом села в кресло и попросила вина.
— Скучаешь по Силану? — спросил Цезарь.
— Наверное, да. — Она принялась вертеть бокал в ладонях. — Цезарь, ты знаешь что-нибудь о смерти?
— Только то, что она приходит. Меня она не страшит, если наступит мгновенно. Но если меня ждет участь Силана, я лучше покончу с собой.