Бальб писал Цезарю, что ему скучно. В отличие от Красса, ему надоело только делать деньги. Теперь, когда он и его племянник стали самыми богатыми людьми в Испании, ему очень хотелось заняться чем-нибудь новым. Пусть магазином занимается Бальб-младший! А Бальб-старший посвятил себя изучению материально-технического обеспечения армии. И Цезарь назначил его своим praefectus fabrum, снабженцем — выбор, который удивил кое-кого в Сенате, но только не тех, кто знал Бальба-старшего. Эта должность, по крайней мере в глазах Цезаря, была намного важнее должности старшего легата (от которого он отказался), поскольку praefectus fabrum был самым доверенным помощником командира. Именно этот префект отвечал за снаряжение и продовольственное снабжение армии.
В Дальней провинции было два легиона, оба состояли из римлян-ветеранов, оба после окончания войны с Серторием предпочли не возвращаться домой. Теперь этим солдатам было уже за тридцать, и они мечтали о хорошей кампании. Однако двух легионов будет недостаточно. Первое, что намеревался сделать Цезарь, — это набрать полный легион вспомогательной пехоты. Привлечь к себе испанские войска, которые дрались на стороне Сертория.
Когда они узнают его получше, они будут драться для него, для Цезаря, как дрались для Сертория. И тогда можно будет отправляться на покорение еще незавоеванной территории. В конце концов, смешно становится, когда подумаешь, что Рим объявил своим весь Иберийский полуостров, реально не подчинив и трети его.
Когда Цезарь появился на верхней ступени лестницы, ведущей из конюшни на галерею, он узрел Помпея Великого. Тот сидел, любуясь открывающимся через Тибр видом на Ватиканский холм и на Яникул.
— Ну и ну! — воскликнул Помпей, вскакивая и крепко пожимая руку неожиданного гостя. — Хочешь покататься?
— Нет. Я пришел слишком поздно и не стал будить тебя, так что постель у меня была из соломы. Возможно, я позаимствую у тебя одну или двух лошадей, когда буду уезжать, но только до Остии. Магн, ты можешь приютить меня на несколько дней?
— С удовольствием, Цезарь.
— Значит, ты не поверил, что это я соблазнил Муцию?
— Я знаю, кто это сделал, — зло ответил Помпей. — Лабиен, неблагодарный! Пусть теперь попляшет! — Он жестом указал Цезарю на удобное кресло. — Поэтому ты и не навещал меня? И сказал мне лишь «ave» во Фламиниевом цирке?
— Магн, я — простой экс-претор! Ты — герой века. К тебе могут приближаться только консуляры, выстроившись в четыре ряда.
— Да, но, по крайней мере, с тобой я могу поговорить. Цезарь, ты настоящий солдат, не кабинетный начальник. Когда придет время, ты будешь знать, как умереть — в доспехах, защищающих твое лицо и бедра. И смерть не найдет в тебе ничего, что нельзя было бы назвать прекрасным.
— Гомер. Как хорошо сказано, Магн!
— На Востоке я много читал, и мне это очень понравилось. Ты знаешь, со мной сейчас Феофан из Митилен.
— Большой ученый.
— Да, для меня это было важнее, чем тот факт, что он богаче Креза. Я взял его с собой на Лесбос и сделал римским гражданином — на агоре в Мити ленах, перед всем народом. Потом от его имени я освободил Митилены от дани Риму. Я очень хорошо ладил с местными.
— Так и должно быть. Кажется, Феофан — близкий родственник Луция Бальба из Гадеса.
— Их матери были сестрами. Ты знаешь Бальба?
— Очень хорошо. Мы познакомились, когда я был квестором в Дальней Испании.
— Он служил моим разведчиком, когда я сражался с Серторием. Его и его племянника я тоже сделал гражданами Рима. Но этих новых граждан оказалось так много, что я разделил их между моими легатами, чтобы Сенат не подумал, что я лично делаю гражданами половину Испании. Бальб-старший и Бальб-младший теперь Корнелии. Думаю, по имени Корнелия Лентула, но не того, которого сейчас зовут Спинтер. — Он весело рассмеялся. — Люблю умные прозвища! Вообрази, тебя называют в честь актера, знаменитого исполнителя второстепенных ролей! Это так точно выражает мнение людей о человеке, не правда ли?
— Конечно. Я сделал Бальба-старшего моим praefectus fabrum.
Живые голубые глаза Помпея блеснули.
— Проницательно!
Цезарь открыто смерил Помпея взглядом.
— А ты хорошо выглядишь для своих лет, Магн, — заметил он с усмешкой.
— Сорок четыре, — объявил Помпей, самодовольно похлопывая себя по плоскому животу.
Он действительно хорошо смотрелся. Восточное солнце сделало почти незаметными его веснушки и осветлило копну его ярко-золотистых волос — все таких же густых, как с легкой завистью подумал Цезарь.
— Ты должен будешь дать мне полный отчет о том, что происходило в Риме, пока меня там не было.
— Я думал, что ты уже оглох от обрушившихся на тебя новостей.
— Что? От таких самовлюбленных пискунов, как Цицерон? Ха!
— Мне казалось, вы близкие друзья.
— У политика нет настоящих друзей, — медленно проговорил Великий Человек. — Он дружит с теми, с кем целесообразно поддерживать связь.
— Вот это правильно, — засмеялся Цезарь. — Ты, конечно, слышал про суд над Рабирием?
— Я рад, что ты вонзил нож в Цицерона. Иначе он продолжал бы болтать о том, что изгнать Катилину важнее, чем завоевать Восток! Заметь, у Цицерона есть свои цели. Но он, кажется, считает, что и у других достаточно времени, чтобы строчить тысячелистные письма, какие пишет он. В прошлом году он сотворил для меня подобное послание, а я отделался несколькими строчками. И что же он делает? Возражает мне! Обвиняет меня в холодном к нему отношении! Ему следовало бы поехать управлять провинцией, тогда бы он узнал, как сильно может быть занят человек. Но он предпочитает удобно возлежать на ложе в Риме и советовать нам, военным, как воевать. В конце концов, Цезарь, что он сделал для Рима? Произнес несколько речей в Сенате и на Форуме, а покончить с Катилиной послал Петрейю.
— Очень емко изложено, Магн.
— Но теперь, когда они решили, что делать с Клодием, я должен узнать дату моего триумфа. По крайней мере, на этот раз я поступил умно и распустил армию в Брундизии. Они не смогут сказать, что я сижу с армией на Марсовом поле, пытаясь шантажировать их.
— Не рассчитывай, что они назовут тебе дату твоего триумфа.
Помпей выпрямился в кресле.
— Что ты сказал?
— С тех пор как boni услышали, что ты возвращаешься домой, они что-то замышляют против тебя. Они намерены отказывать тебе во всем. Они собираются отказаться ратифицировать твои мероприятия на Востоке, не признавать предоставленные тобой гражданства, не давать тебе земли для твоих ветеранов. И я подозреваю, что их тактика — держать тебя за пределами померия как можно дольше. Как только ты займешь свое место в Палате, ты сможешь точнее узнать их намерения. У них есть блестящий плебейский трибун Фуфий Кален, и я думаю, он собирается налагать вето на любое предложение, если это предложение будет в твою пользу.