Он прокашлялся и продолжал:
— На сегодня я почти закончил. Во-первых, одно слово о консулах. Нехорошо для Рима видеть консулов вовлеченными в иноземные войны. Эти два человека за время нахождения в должности в течение года должны непосредственно отвечать за общественное благоденствие и материальное благополучие Рима и Италии. И ничего больше. Теперь, когда плебейские трибуны поставлены на положенное им место, я надеюсь увидеть консулов более активными в продвижении законов. Во-вторых, в будущем любой сенатор может встать и что-то сказать, если пожелает, но ему больше не разрешается ходить взад-вперед, как это обычно делается. Он должен выступать с того места, которое ему отведено, сидя или стоя. И никакого шума при этом. Никаких аплодисментов, топанья ногами, никаких выкриков. Консулы будут взимать штраф в одну тысячу денариев с любого человека, который нарушит мои нормы поведения в Палате.
Небольшая группа сенаторов собралась внизу у лестницы курии Гостилия после того, как Сулла распустил собрание. Некоторые из них, такие как Мамерк и Метелл Пий, поддерживали Суллу во всем. Другие, например Лепид и Катул, полагали, что Сулла был в лучшем случае дьявольской неизбежностью.
— Нет сомнения, — сказал Поросенок, — что эти новые суды снимут огромный груз с законодательных органов. Больше никакой возни с попытками заставить Плебейское собрание создавать специальный суд, чтобы кого-то судить. Больше не надо беспокоиться о каком-то незнакомом всаднике, берущем взятки. Да, это хорошие реформы!
— Да перестань, Пий, ты уже достаточно пожил и помнишь, как было в те два года, когда консул Цепион вернул суды в компетенцию Сената! — воскликнул Филипп. — Я то и дело становился членом того или иного жюри, даже летом! — Он повернулся к Марку Перперне, своему коллеге-цензору. — А ты помнишь, конечно?
— Очень хорошо помню, — горячо подтвердил Перперна.
— Вас обоих беспокоит одно, — сказал Катул. — Вы хотите, чтобы Сенат контролировал присяжных заседателей, но жалуетесь, когда наступает ваша очередь служить. Если мы, сенаторы, хотим управлять судебным процессом, тогда мы должны быть готовы вместе с удовольствием претерпевать и трудности.
— Сейчас это будет не так трудно, как тогда, — добавил Мамерк примирительно. — Теперь нас гораздо больше.
— Говори, говори. Ты — зять Великого Человека, он дергает тебя за ниточки, и ты лаешь, как собака, или блеешь овцой, — огрызнулся Филипп. — Нас не может быть достаточно! А с постоянными судами проволочек не будет, по крайней мере до тех пор, пока мы сможем держать все в своих руках, заставляя народные собрания поволноваться несколько перерывов между рыночными днями, пока мы отдыхаем. Теперь председателю суда остается лишь одна забота: составлять списки присяжных заседателей! И мы даже знать не будем заранее, включены мы или нет, поэтому не сможем заранее планировать собственную жизнь. Сулла говорит, что жребии не будут тащить до тех пор, пока не станет известен день суда. Теперь я все понимаю! Два дня чудесного отдыха летом у моря — и обратно в Рим, заседать в проклятом жюри!
— Обязанности жюри следует распределить, — сказал Лепид. — Сохранить важные суды для Сената, ну, знаете, измена и вымогательство. Суд по делам убийств отлично проходит и при присяжных-всадниках. Такой суд будет правильно функционировать, даже если его жюри наберут из простолюдинов!
— Ты хочешь сказать, — ледяным тоном проговорил Мамерк, — что присяжные заседатели, судившие сенаторов, должны быть сами сенаторами, а судить всех остальных по таким делам, как колдовство или отравление, — ниже нашего достоинства?
— Что-то вроде этого, — с улыбкой согласился Лепид.
— Что бы я хотел знать, — сказал Поросенок, желая немного изменить тему разговора, — это что еще он собирается узаконить.
— Готов поспорить, что это будет не в нашу пользу! — сказал Гортензий.
— Ерунда! — возразил Мамерк, нисколько не обидевшись на то, что его назвали марионеткой Суллы. — Все, что он делал до сих пор, усиливало влияние Сената. Он пытается вернуть Рим к старым ценностям и старым обычаям.
— Может так получиться, — задумчиво произнес Перперна, — что уже слишком поздно возвращаться на старые пути и к старым обычаям. Многим из того, что он отменил или изменил, мы пользуемся слишком давно, и это тоже успело сделаться mos maiorum. В наши дни Плебейское собрание похоже на клуб для игры в бабки или в кости. Так больше не будет, потому что так не может долго продолжаться. Плебейские трибуны в течение столетий были главными законодателями Рима.
— Да, то, что он сделал с плебейскими трибунами, совсем непопулярно, — сказал Лепид. — Ты прав. Новые порядки в Плебейском собрании не приживутся.
* * *
Первого октября диктатор огласил еще несколько шокирующих решений. Он отодвинул священную границу Рима на сто футов вблизи Бычьего форума и таким образом немного увеличил территорию Рима. Со времен царей Рима никто не трогал померий. Сделать такое мог только царь. Это был нереспубликанский акт. Но остановило ли это обстоятельство Суллу? Ни в малейшей степени. Он объявил, что все равно отодвинул бы границы померия, потому что теперь он объявляет реку Рубикон официальной границей между Италией и Италийской Галлией. Эту реку считали таковой уже давно, но последняя, официальная граница все же проходила у реки Метавр. Поэтому, вкрадчиво объяснил Сулла, можно по справедливости сказать, что он увеличил территорию Рима и Италии, и в честь этого события он передвинет померий Рима на какую-то сотню футов.
— Что касается меня, — шепнул Помпей своей новой (и очень беременной) жене, — я нахожу это замечательным!
Эмилия Скавра удивилась:
— Почему?
Она все время повторяла свои «почему» и могла бы этим вывести из себя менее самовлюбленного человека, но Помпей обожал, когда его спрашивали «почему?».
— Потому, моя дорогая малышка, которая выглядит так, словно целиком проглотила гигантский арбуз, — Помпей слегка ткнул ее в животик и хитро подмигнул, — что я владею большей частью галльских земель к югу от Аримина, а теперь эта земля официально входит в Умбрию. И значит, я — один из самых богатых землевладельцев во всей Италии, если не самый богатый. Я не уверен. Есть люди, у которых земли больше благодаря владениям в Италийской Галлии, например семьи Эмилия Скавра — твоего отца, мой сладенький маленький пирожок, — и Домиция Агенобарба, но я наследовал большую часть поместий Луцилия в Лукании. Южная половина галльской территории в добавление к моим землям в Умбрии, а также Северный Пицен… Нет, сомневаюсь, чтобы у меня нашелся достойный соперник в Италии! Многие не одобряют действий диктатора, но от меня он критики не услышит.
— Не могу дождаться, когда увижу твои земли, — с сожалением сказала Эмилия, положив руку на свой огромный живот. — Как только я смогу путешествовать, Магн, ты обещал.
Они сидели рядом на кушетке. Он повернулся к ней, легким Движением опрокинул ее, сжал пальцами ее губы и стал покрывать поцелуями ее лицо.