На вкус царя, лучше всего был все-таки полногубый рот молодого человека с углубленными уголками, которые хотелось поцеловать.
— Ну, привет! — сказал царь, быстро выпрямив спину и приняв сдержанно-обольстительную позу.
— О, перестань! — молвил Цезарь, садясь в кресло напротив царя.
— Ты слишком красив, чтобы не любить мужчин, — проговорил царь и с тоской добавил: — Будь я хоть на десять лет моложе!
— А сколько тебе лет? — поинтересовался Цезарь, показывая в улыбке белые ровные зубы.
— Слишком стар, чтобы дать тебе то, что хотел бы!
— Будь точнее.
— Мне восемьдесят лет.
— Говорят, что мужчина никогда не бывает слишком старым.
— На вид — да. На деле — нет.
— Считай, тебе повезло, что ты уже не годишься, — сказал Цезарь, все еще улыбаясь. — Если бы ты хоть что-то мог, мне пришлось бы тебя поколотить, а это вызвало бы дипломатический скандал.
— Ерунда! — усмехнулся царь. — Ты слишком красив, чтобы быть мужчиной для женщин.
— В Вифинии — вероятно. В Риме — определенно нет.
— И у тебя даже искушения не было попробовать?
— Не было.
— Какая напрасная трата времени!
— Я знаю много женщин, которые так не считают.
— Готов поспорить, ты не любил ни одну из них.
— Я люблю свою жену, — объявил Цезарь.
Царь совсем сник.
— Никогда я не пойму римлян! — воскликнул он. — Вы называете всех остальных варварами, а на самом деле это вы — нецивилизованный народ.
Перекинув ногу через ручку кресла, Цезарь принялся покачивать ею.
— Я знаю Гомера и Гесиода, — молвил он.
— Это и птица узнает, если ее научить.
— Я не птица, царь Никомед.
— Лучше бы ты ею был! Тогда я держал бы тебя в золотой клетке — просто чтобы любоваться на тебя.
— Еще один домашний любимец? А я бы мог тебя укусить.
— Давай! — сказал царь, оголив свою тощую шею.
— Нет, благодарю.
— Это никуда нас не приведет, — раздраженно сказал царь.
— Значит, ты усвоил урок.
— Кто ты на самом деле?
— Меня зовут Гай Юлий Цезарь. Я младший военный трибун в штате Марка Минуция Терма, губернатора провинции Азия.
— Ты здесь как официальное лицо?
— Конечно.
— Почему Терм меня не уведомил?
— Потому что я путешествую быстрее курьеров. А вот почему твой собственный управляющий не доложил обо мне, я не знаю, — сказал Цезарь, продолжая покачивать ногой.
В этом момент в комнату вошел управляющий и в изумлении остановился, увидев посетителя, сидящего напротив царя.
— Думал, что ты войдешь первым, да? — спросил царь. — Ну, Сарпедон, оставь все надежды! Мужчины ему не нравятся. — Он повернул голову к Цезарю, в глазах его мелькнуло любопытство. — Юлий. Патриций?
— Да.
— Ты родственник консула, которого убил Гай Марий? Луция Юлия Цезаря?
— Он и мой отец были двоюродными братьями.
— Тогда ты — flamen Dialis!
— Был им. А ты некоторое время провел в Риме.
— Слишком долго.
Внезапно вспомнив о том, что управляющий все еще находится в комнате, царь нахмурился:
— Ты разместил нашего уважаемого гостя, Сарпедон?
— Да, государь.
— Тогда подожди за дверью.
Поклонившись несколько раз, управляющий задом вышел из комнаты.
— Для чего ты здесь? — спросил царь Цезаря.
Нога коснулась пола. Цезарь выпрямился в кресле.
— Я здесь, чтобы получить флот.
Царь ничем не выдал своих мыслей.
— Хм! Флот, да? И сколько же кораблей тебе надо? И каких?
— Ты забыл спросить, к какому сроку! — сказал этот трудный посетитель.
— Добавляю: к какому сроку?
— Я хочу сорок кораблей, половина из них — палубные триремы или крупнее. Все они должны быть собраны в порту по твоему выбору к середине октября, — сказал Цезарь.
— Через два с половиной месяца? Почему бы сразу не отрезать мне обе ноги? — пронзительно крикнул Никомед, вскочив с кресла.
— Если я не получу то, что я хочу, я это сделаю.
Царь снова сел, растерянно озираясь по сторонам.
— Я только напоминаю тебе, Гай Юлий, что это мое государство, а не провинция Рима, — сказал он. Его смешно накрашенный рот был не способен выразить душивший его гнев. — Я дам тебе все, что смогу и когда смогу! Но проси! Не требуй!
— Мой дорогой царь Никомед, — дружески произнес Цезарь. — Ты — мышь, оказавшаяся на середине дороги, по которой идут навстречу друг другу два слона — Рим и Понт.
Его глаза перестали улыбаться, и Никомед вдруг вспомнил о Сулле.
— Твой отец умер в возрасте слишком преклонном, чтобы позволить тебе занять этот трон прежде, чем ты сам состаришься. Годы сидения на престоле показали тебе, насколько слабо твое положение. Много лет ты провел в изгнании — столько же, сколько в этом дворце. И ты сейчас здесь, потому что Рим в лице Гая Скрибона Куриона вернул тебя сюда. Если Рим, который намного дальше от Понта, чем ты, хорошо знает, что с царем Митридатом еще далеко не покончено и он еще вовсе не стар, тогда и ты должен знать это. Вифиния носит звание «друг и союзник римского народа» с дней Прусия Второго, и ты сам неразрывно связал себя с Римом. Очевидно, ты лучше чувствуешь себя в роли царя, нежели в ссылке. Это означает, что ты должен сотрудничать с Римом и выполнять просьбы Рима. Иначе Митридат Понтийский притопает к Риму, а Рим выйдет ему навстречу — и ты, бедная мышка, неизбежно будешь раздавлен ногой одного из слонов.
Царь сидел, не находя слов: накрашенный рот раззявлен, глаза навыкате. После долгой паузы, во время которой он, казалось, не дышал, царь рывком набрал воздуха в грудь, в глазах его появились слезы.
— Это несправедливо! — воскликнул он и совсем скис.
Выведенный из себя, Цезарь встал, рукой пошарил в пройме кирасы в поисках платка, подошел к царю и бросил платок ему.
— Ради положения, которое ты занимаешь, соберись! Хотя наша встреча и началась неофициально, все же это аудиенция царя Вифинии официальному представителю Рима. А ты сидишь здесь, размалеванный, как saltatrix tonsa, и распускаешь сопли, едва заслышав неприкрытую правду! Меня воспитывали не для того, чтобы наказывать почтенных старцев, которые к тому же являются царями-клиентами Рима, но ты сам добиваешься этого! Ступай и умой лицо, царь Никомед, а потом мы начнем аудиенцию сначала.