Марк Рубрий Руга был «пустым местом» в роду, давшем Риму губернатора Македонии, не поладившего с молодым Катоном. У него не было ни морали, ни этики, ни принципов.
— Зачем нам все это? — спросил он. — Почему мы не можем где-нибудь подстеречь Цезаря, убить его и никому о том не сказать?
Тишина окутала всех, словно плотное одеяло. Наконец Требоний подал голос:
— Мы достойные люди, Марк Рубрий, вот почему. А есть ли честь в простом убийстве? Сделать это и не признаться? Нет! Никогда!
Вопли согласия, вырвавшиеся из каждой глотки, заставили Рубрия Ругу сжаться и отодвинуться в темноту.
— Я думаю, Кассий прав, — сказал Децим Брут, с презрением взглянув на Рубрия Ругу. — Антоний и Долабелла будут потом охотиться за нами. Они слишком привязаны к Цезарю.
— Хватит, Децим, как ты можешь говорить такое об Антонии? Он ведь немилосердно долбит Цезаря, — возразил Требоний.
— У него свои цели, Гай, не наши. Не забывай, он поклялся Фульвии своим предком Геркулесом, что никогда не тронет Цезаря, — заметил Децим. — И это делает его вдвойне опасным. Если мы убьем Цезаря и оставим Антония живым, он будет считать, что вскоре наступит его черед.
— Децим прав, — решительно сказал Кассий.
Требоний вздохнул.
— Идите по домам. Все. Мы соберемся здесь вновь через рыночный интервал. В надежде, Кассий, что ты приведешь с собой Брута. Сосредоточься на этом, а не на кровопролитии, в результате которого никто из нас не удержится на курульных постах, а Рим будет ввергнут в хаос.
Поскольку ключ был у Требония, он дождался, пока все уйдут — кто группами, кто поодиночке. Задул все лампы, последнюю взял в руку. План обречен, думал он, ничего не получится. Они сидят, прислушиваясь, вскакивая при малейшем шуме, не предлагают ничего дельного, что стоило бы послушать. Овцы. Бе-е-е, бе-е-е, бе-е-е. Даже такие, как Кимбр, Аквила, Гальба, Базил. Овцы. Как могут двадцать две овцы убить льва?
На следующее утро Кассий пошел в дом Брута, который был рядом, за углом. Он сразу прошел в кабинет, запер дверь и встал, глядя на недоумевающего Брута.
— Сядь, шурин, — сказал он.
Брут сел.
— В чем дело, Гай? У тебя такой странный вид.
— Вполне понятно, если учесть, в каком положении находится Рим! Брут, когда ты поймешь, что Цезарь уже и вправду является царем Рима?
Округлые плечи опустились. Брут посмотрел на руки и вздохнул.
— Конечно, я думал об этом. Он прав, когда говорит, что «рекс» — это лишь слово.
— И как ты собираешься поступить?
— Поступить?
— Да, поступить. Брут, во имя твоих блистательных предков, проснись! — крикнул Кассий. — Ведь не зря же именно в этот момент в Риме находится человек, потомок и первого Брута, и Сервилия Ахалы! Почему ты упорно не хочешь осознавать, в чем твой долг?
Черные глаза округлились.
— Долг?
— Долг, долг, долг! Твой долг — убить Цезаря.
Брут широко открыл рот, лицо превратилось в маску ужаса.
— Мой долг — убить Цезаря? Цезаря?!
— Неужели ты только и можешь, что превращать услышанное в вопросы? Если Цезарь не умрет, Рим никогда не станет снова Республикой. Он уже царь, он уже установил монархию! Если оставить его в живых, он назначит наследника, к которому перейдет диктаторство. Но в Риме есть еще честные люди, жаждущие убить Цезаря Рекса. Включая меня.
— Кассий, нет!
— Кассий, да! Децим, еще один Брут. Гай Требоний. Кимбр. Стай Мурк. Гальба. Понтий Аквила. Двадцать два человека, Брут! Нам нужен ты, двадцать третий!
— Юпитер, Юпитер! Я не могу, Кассий! Я не могу!
— Конечно можешь! — крикнул Кассий.
В дверь, выходящую на колоннаду, вошла Порция. Лицо и глаза ее сияли.
— Кассий, это единственное, что надо сделать! И Брут будет с вами!
Оба во все глаза смотрели на нее: Брут — в смятении, Кассий — с недобрым чувством. Почему он не подумал о колоннаде?
— Порция, поклянись телом своего отца, что никому не скажешь ни слова! — воскликнул он.
— С удовольствием поклянусь! Я не дура, Кассий, я знаю, как это опасно. Но решение очень правильное! Убить царя и вернуть Республику, которую так любил Катон! И кто лучше сделает это, чем мой Брут? — Она заходила по комнате, дрожа от радости. — Да, правильно! О, только подумать, что я смогу помочь отомстить за отца и вернуть нашу Республику!
Брут наконец обрел дар речи.
— Порция, ты же знаешь, что Катон не одобрил бы этого! Никогда не одобрил бы! Убийство? Разве Катон простил бы убийство? Это неправильно! Это противоречит всему, чем он жил! Да, он всю жизнь боролся с Цезарем, но никогда и не помышлял об убийстве! Это… это унизило бы его, очернило бы память о нем и разрушило образ героя!
— Ты не прав, не прав, не прав! — пронзительно закричала она, нависая над ним, как ангел-воитель со сверкающими глазами. — Ты боишься, Брут? Разумеется, мой отец одобрил бы этот шаг! Когда он был жив, Цезарь лишь угрожал республиканским устоям. Он был насильником нашей свободы, но не ее палачом! А теперь он палач! И теперь Катон думал бы так же, как я, как Кассий и как все честные свободолюбивые люди!
Брут зажал уши ладонями и выбежал из кабинета.
— Не беспокойся, я заставлю его, — сказала Порция Кассию. — Он исполнит свой долг.
Она сжала губы, нахмурилась.
— Я точно знаю, как поступлю. Брут — мыслитель. Его нужно убеждать, убеждать, не давая времени поразмыслить. Надо устроить все так, чтобы он больше боялся не сделать этого, чем сделать. Ха! — победно воскликнула она и вышла, оставив Кассия стоять в восхищении.
— Копия Катона, — прошептал он.
— Что, в конце концов, происходит? — спросила Сервилия на следующий день. — Посмотрите на это! Позор!
На деревянном бюсте архаично бородатого первого Брута темнела надпись: «БРУТ, ПОЧЕМУ ТЫ ЗАБЫЛ МЕНЯ? Я ПРОГНАЛ ПОСЛЕДНЕГО ЦАРЯ РИМА!»
С пером в руке Брут вышел из кабинета, готовый в сотый раз утихомирить жену и мать. Жены не было, а мать разорялась по неизвестной причине. О Юпитер!
— Краска! Краска! — гневно кричала Сервилия. — Понадобится ведро скипидара, чтобы удалить ее, но с ней сойдет и основное покрытие! Кто это сделал? И что значит «Почему ты забыл меня?» Дит! Дит! — крикнула она, уходя.
Но это было только начало. Когда Брут, окруженный толпой клиентов, пошел на Форум к трибуналу городских преторов, он снова увидел надпись, теперь на здании: «БРУТ, ПОЧЕМУ ТЫ СПИШЬ? БРУТ, ПОЧЕМУ ТЫ ПОДВОДИШЬ РИМ? БРУТ, ГДЕ ТВОЯ ЧЕСТЬ? БРУТ, ПРОСНИСЬ!»
На статуе первого Брута, стоявшей рядом со статуями царей Рима, тоже возникла надпись: «БРУТ, ПОЧЕМУ ТЫ ЗАБЫЛ МЕНЯ? Я ВЫГНАЛ ПОСЛЕДНЕГО ЦАРЯ РИМА!» А на статуе Сервилия Ахалы, стоявшей рядом, было начертано: «БРУТ, РАЗВЕ ТЫ НЕ ПОМНИШЬ МЕНЯ? Я УБИЛ МЕЛИЯ, КОГДА ОН ЗАХОТЕЛ СТАТЬ ЦАРЕМ!»