Эсквилинский холм был неудобным местом для маневра. Улицы, ведущие на Эсквилинский форум, были узкими, многолюдными, их перегораживали будки, прилавки, повозки; сам же район рынков служил пристанищем торговцам, праздношатающимся бездельникам, прачкам, рабам-водоносам, возчикам, навьюченным ослам, разносчикам, и все они жевали и пили среди настоящего леса торговых прилавков. Множество переулков и спусков вели отсюда на Эсквилинский форум. Здесь было место, где заканчивались две дороги: одна — идущая в гору из Субуры, и вторая — идущая в гору из ремесленного квартала. И именно на этом, самом неудобном месте произошла битва за Рим. Это случилось примерно через час после того, как Сулла вошел в город.
Эсквилинский форум был совершенно пуст, а там, где располагались рынки, стояли бдительные ряды солдат и напряженно ждали. Полностью одетый в доспехи, Сулла сидел на муле с одной стороны от своего знамени и знамен консульского второго легиона. Через час ожидания послышался странный гул. Постепенно он достиг улиц, ведущих на площадь, и становился все громче и громче по мере того, как его источник приближался, пока наконец не превратился в единый вопль огромной толпы, горевшей желанием сражаться.
Люди хлынули на Эсквилинский форум из всех улиц и переулков. Передовую часть яростной толпы составляла охрана Сульпиция, а также рабы и вольноотпущенники Гая Мария, окружавшие его сына. Подгоняемые усилиями Луция Декумия и других вожаков римских притонов, они высыпали на площадь — и остановились при виде стоявших рядами римских легионеров, чьи знамена развевались на ветру, а барабанщики и трубачи, собравшиеся вокруг Суллы, ожидали — пока молча — его сигнала.
— Трубачи, играйте! Обнажить мечи и выставить щиты! — приказал Сулла спокойно.
Какой-то трубач издал визгливый звук, который был тут же заглушён лязгом тысяч обнажаемых мечей и глухим стуком смыкаемых щитов.
— Барабанщики, дробь! Держите ряды и ждите атаки! — Голос Суллы без усилий разносился по всей площади.
Барабаны, внезапно начав, раскатились оглушительной дробью. Этот грозный треск вывел толпу из равновесия сильнее, чем это смогли бы сделать воинские клики. Тогда толпа расступилась. Перед легионерами показался Гай Марий: в руке меч, на голове — высокий шлем, а за плечами — алый плащ. Рядом с ним находился Сульпиций, а немного позади — Марий-младший.
— В атаку! — зарычал Марий и издал пронзительный крик.
Его люди пытались повиноваться, но они не смогли достаточно разогнаться на этом ограниченном пространстве, чтобы с силой прорвать передние ряды Суллы. Легионеры презрительно отталкивали их одними щитами, отводя в сторону мечи.
— Трубачи, сигнал вступить в битву! — выкрикнул Сулла и, наклонившись в седле, сам подхватил серебряного орла второго легиона.
Огромным усилием воли и только повинуясь своему полководцу — ни один человек сейчас не хотел проливать кровь, — солдаты Суллы подняли свои мечи и дали отпор нападающим.
Никакая тактика или маневры не были возможны. Эсквилинский форум превратился в дерущуюся толпу плотно прижатых друг к другу людей, которые упорно обменивались ударами. В течение нескольких минут первая когорта расчистила себе дорогу. Вторая когорта последовала ее примеру, протекая дисциплинированными рядами через Эсквилинские ворота и всей мощью тесня граждан, сражавшихся за Мария и Сульпиция. Сулла на муле выдвинулся вперед, чтобы посмотреть, что еще можно сделать; он был единственным, кто мог бросить взгляд поверх качающихся голов. И он заметил, что на каждой улице и в каждом переулке жители домов, высунувшись из окон, забрасывают его солдат глиняными мисками, деревянными чурбанами, кирпичами и табуретками. Некоторые из них, отметил про себя Сулла (некогда сам живший в точно такой же инсуле), действительно разъярены вторжением в их город, а другие просто не могут удержаться от искушения швырнуть чем-нибудь в кипящую внизу свалку.
— Найдите мне несколько горящих факелов, — потребовал он у аквилифера — знаменосца, в чьи обязанности входило носить серебряного орла легиона.
Факелы очень быстро были доставлены с площади.
— Пусть все барабаны и трубы издадут максимально громкий звук, — приказал Сулла.
В ограниченном пространстве звук прозвучал оглушительно, затем был резко прерван по сигналу Суллы.
— Если будет брошен еще хотя бы один предмет, я подожгу город! — закричал он в полную силу своего голоса, схватил факел и подбросил его высоко в воздух. Факел упал прямо под окнами дома и рассыпался на множество мелких огней. Все головы исчезли в окнах, и бомбардировка прекратилась. Похоже, обитатели этих инсул наконец поняли, что тут не цирковое развлечение, а нечто намного более серьезное. Каждый боялся пожара куда больше, чем войны.
Сулла вызвал свободные когорты и послал их с приказом зайти толпе в тыл.
Это и стало переломным моментом сражения. Недисциплинированная чернь сникла, остановилась и запаниковала, бросив кричащего Мария, чьи рабы еще продолжали сражаться, надеясь храбростью заработать себе освобождение. Сульпиций, который отнюдь не был трусом, и Марий-младший все еще вели арьергардные бои внутри Эсквилинского форума, но вскоре даже оба Мария и Сульпиций повернулись и побежали, преследуемые разгоряченными войсками Суллы. А Сулла лично возглавлял преследование своих противников, по-прежнему сжимая в руке серебряного орла.
Возле храма Теллус в Каринах, где можно было развернуться в кольцевом переулке, Марий попытался остановить свои разношерстные войска. Но они отказывались повиноваться; некоторые рыдали, другие бросали мечи и дубинки и бежали к Капитолию. Даже на улицах города солдаты умели сражаться лучше.
Когда оба Мария и Сульпиций внезапно исчезли, сражение прекратилось. Сулла направил своего мула вниз, к тому огромному заболоченному пространству ниже Карин, где Священная улица пересекалась с улицей Триумфаторов. Там он остановился и отдал приказ трубачам и барабанщикам собрать второй легион под свои знамена. Нескольких солдат задержали во время грабежа; они были представлены перед Суллой центурионами.
— Вас неоднократно предупреждали — не сметь трогать даже репу в поле, — грозно сказал он. — Римские легионеры не грабят Рим.
И приказал казнить виновных на месте, чтобы преподнести урок остальным.
— Пошлите за Квинтом Помпеем и Луцием Лукуллом, — сказал Сулла после того, как отдал солдатам приказ разойтись.
Ни Помпею, ни Лукуллу не пришлось ничего делать и уж тем более вступать в бой.
— Ну, это и хорошо, — заметил Сулла. — Я старший консул, и поэтому вся ответственность полностью лежит на мне. Если я оказался единственным, кто участвовал в сегодняшнем деле, то пусть мне и будет за это стыдно.
«Он мог быть таким честным, — думал Лукулл, поглядывая на него с удивлением, — а затем окружил и захватил Рим. Сложный человек… Впрочем, «сложный» — не совсем точное слово. Сулла — человек настроения, который может меняться так резко и так неожиданно, что никто не решится предсказать его действий. И никто никогда не узнает, что побудило его к ним. Кроме, разумеется, самого Суллы».