Мы будем продолжать держать наших читателей в курсе событий. Читайте ежедневную газету “Желтый Киев!”»
Чернобаев дочитал, медленно смял газету в кулаке, опустил стекло автомобиля и выбросил в окно. Бумажный комок мгновенно улетел назад и пропал. Тимур вез своего хозяина по трассе Бо-рисполь — Киев со скоростью сто тридцать километров в час.
Олигарх снова поднял стекло. Он не возмущался, не кричал, только нахмурился и сжал зубы. Но был на грани бешенства. Такое его лицо мало кто видел, кроме верного телохранителя.
— Они должны быть наказаны, — сказал Чернобаев внешне спокойно. — Тимур, сегодня же, сейчас же свяжешься с редакцией, с владельцами газеты. Если они не напечатают опровержение, то…
— Я знаю, — кивнул Тимур, не переставая следить за дорогой.
— Этого неудачника Лозенко надо отправить домой, директор из него, как… Тьфу. Как алмаз из жевательной резинки. Набрать новых рабочих, любых, хоть самых дорогих. Палатки от забора вместе с людьми — убрать. Впрочем, это уже я сам позвоню кому надо. Мне надоело.
— Ясно.
— Надеюсь, скоро Лученко разложит все по полочкам и все будут смеяться над суеверными идиотами.
— Сергей Тарасович, с Лученко не так просто…
— Да? — удивился Чернобаев. — Что такое?
— Я контролирую ее действия, и они мне не нравятся.
— Почему?
— Пока не готов сформулировать. Чувствую.
Олигарх промолчал. Он доверял чутью Тимура, но знал: только Лученко, судя по всему, способна справиться с чертовщиной на стройке.
За несколько дней до убийства.
Вера решила: пришло время наконец пойти на разведку в дом, расположенный возле строительства. Но сделать это чужому человеку «с улицы» трудно — не войдешь. Там рядом какие-то люди, палатки… Она подходила к ним и по пути гадала: как бы наладить с ними контакт? «Хоть бы кто знакомый нашелся, — подумала она. — Ведь у меня в кабинете столько народу перебывало. Почему бы здесь не найтись бывшему пациенту? Когда не надо, они попадаются на каждом шагу, узнают, подходят, благодарят. А тут… Я бы тогда сразу выяснила у этих ребяток все, что мне нужно».
Но она сама понимала, что ее пациенты должны быть слегка постарше, и не очень надеялась. Значит, экспромт. Лученко подошла поближе и увидела группу девушек, они стояли, курили и разговаривали. Одна из них очень темпераментно жестикулировала, и Вера мгновенно поняла: где-то она эти плавные жесты уже видела. Вот эти порхающие ладони, изящно разлетающиеся локотки, эту сигарету между пальцев, которая рисует в воздухе картинки, иллюстрируя рассказ… Через мгновение она вспомнила, похвалила себя и подошла.
— Прикиньте, я такая привезла их домой, а они говорят: ну что, включим клавиши и бас-гитару? Я такая: вы что, совсем глупые? Ночь на дворе. А они все равно устроили крутой сейшн, я даже не помню, что там соседи…
— А где же кролик? — спросила у нее Вера.
Девушка удивленно оглянулась. Без шапки, рыжие мелкие кудри, круглые щеки, полные смешливые губы — да, это она, та самая симпатичная пианистка.
— А… Какой кролик? — спросила рыжая, стряхивая пепел с коротенькой сигареты.
«И даже этот жест у нее получился невероятно изящным», — подумала Вера.
Это было летом, она забежала зачем-то в огромный торговый центр, походила по магазинам, устала и решила выпить чашечку кофе. В арт-кафе, в огромном светлом помещении по периметру стояла на подрамниках живопись, а столики расположились в центре. Вера совсем уж хотела было посмотреть картины и тут услышала волшебную музыку. В углу стоял празднично-белый рояль, на нем играла девушка. Но как играла! Что-то незнакомое и в то же время смутно знакомое: необыкновенно мелодичные зарисовки, похожие на джаз, но не совсем джаз… Музыка то лилась ручьем, то замирала, то раздваивалась на две независимые мелодии и сливалась вновь… Это хотелось слушать всю жизнь, не сходя с места. К тому же пианистка играла всем телом: ее руки то чайками взмывали над клавишами, то впивались в них мелким поклевом, как воробьи. Одной ногой она нажимала на педаль, вторая отбивала ритм на полу. Девушка то наклонялась вперед, словно не могла рассмотреть нужную клавишу, то полностью откидывалась назад, и это выглядело так, будто она не только пианистка, а еще и балерина.
Неподалеку у стекла, перегородившего залы, стояла клетка с кроликом. Тут пространство вообще было весьма толково оформлено: зеркала, кресла, мягкие игрушки, этажерки и прочее. Веру тогда поразило, что пробегающие сквозь кафе люди подходят посмотреть на кролика, тычут в него пальцами, улыбаются — а эту небесную музыку, это волшебство плавных и темпераментных движений просто-напросто не слышат, не видят, не воспринимают. Как будто пианистка с роялем находится в параллельном недоступном пространстве. Зато кролик — вот он, такой смешной, понятный и реальный.
— Так какой кролик?
— Тот, которому повезло слушать ваш рояль в арт-кафе, — улыбнулась Вера. — Он спал в клетке и слушал музыку. У него еще ушки во сне так смешно шевелились.
— А-а-а! Я вас вспомнила! — заулыбалась девушка.
«Отлично, — подумала Вера. — Мне повезло, к тому же я сразу придумала, как ее удивить».
Изящно двигая руками, будто исполняя особенную музыку на невидимых клавишах, девушка по имени Маша рассказала подругам, как она однажды, как всегда, работала в арт-кафе и засыпала на ходу, и даже кофе не помогал, а тут эта женщина… «Вера», — подсказала Вера… «Да, простите, в общем, я такая сижу и зеваю, потом курю в перерыве и понимаю, что сейчас усну, а Вера подошла поблагодарить, и когда она ушла, у меня сна ни в одном глазу!»
— Я тогда подумала, что вы ангел какой-то, — восхищенно проговорила Маша.
— А что вы тут делаете, девчата? — Вера перевела разговор в нужное ей русло. Не хотелось, чтобы девушка заподозрила, что то был простейший гипноз. Люди не любят, когда им что-то внушают, даже самое полезное для здоровья.
Девчата, перебивая друг дружку, объяснили. Это уже второй палаточный лагерь, первый омоновцы снесли давно, тех людей забрали, неизвестно, что с ними… Впрочем, не лагерь, а так, всего три палатки, нас очень мало, к сожалению, поэтому и эффекта от наших протестов мало.
— Против чего протестуем?
— Ну как же, вот эта стройка… Незаконное строительство, самовольный захват земли…
— Что, совсем никаких разрешений? — изумилась Вера. — Так бывает?
— Какие-то бумаги у них есть, но все ужасно запутано. Какой-то кооператив что-то перепродал одному собственнику, этот — этим, ну и так далее, концов не найдешь…
— Вера, давайте я вам расскажу, — предложила Маша. — А то мне скоро домой, это я так, пришла подруг поддержать. Только курить хочется… Можно?
Вера кивнула. Они отошли к ближайшей палатке, Маша достала табак в пакетике, ловко скрутила сигаретку из папиросной бумаги, подожгла, затянулась и начала рассказывать, плавно поводя ладонями. На самом деле в Киеве давно идет тихая война между гражданами и строителями, то есть компаниями-застройщиками или, точнее, отдельными богачами, владельцами таких строек. Все это театр абсурда, потому что люди протестуют, суды принимают решения в пользу людей, прокуратура запрещает строить, а стройки не прекращаются. Вот и эта тоже. Страшно ходить мимо: здание городского театра дало трещину, коммуникации соседних домов повреждены и многие не работают, станция метро тоже в опасности. И все ради того, чтобы потом сдать помещения в аренду, а миллионы положить себе в карман. Ну, устроят тут очередные бутики, рестораны… Зачем?