– Конечно. Вообще-то я не бываю в таких безалкогольных местах. У меня лодка сломалась. Ты был там с этой… как ее?
– Марлен?
– Нет, с брюнеткой.
– Нориной?
– Да, ты там был с Нориной, а я – с «Либеллулой».
– Это твоя жена?
– Нет, моторная лодка.
Официант принес феттучини. Целую тарелку лапши с овощами и сливочным соусом.
– Я подсел к вам в баре, и мы болтали, пока не пришел механик с верфи. И пока Норина не возражала.
Фабио легко мог себе представить, какой была реакция Норины на Фреди.
– Через пару дней ты мне позвонил, и с тех пор мы иногда встречались.
– В ресторане? Что мы делали?
– Ели, пили, говорили.
– О чем?
– О жизни. – Фреди ел, поставив локти на стол, держа в правой руке вилку, а в левой – салфетку, которой то и дело утирал себе рот. – О том, что прежде никогда тебя не интересовало.
– О чем?
– О деньгах, например.
– Я разговаривал о деньгах?
– Не то чтобы впрямую. – Фреди жевал, глотал, утирал губы.
– Я разговаривал о деньгах? Косвенно?
– Ты не мешал мне говорить о них. Напротив.
– Напротив?
Прожует, проглотит, вытрет рот.
– Ты задавал вопросы.
– Вопросы о том, как заработать денег?
Фреди покачал головой.
– Как их истратить. Еда, напитки, жилье, путешествия, дорогие вещи, женщины.
– Женщины?
– Женщины, женщины, женщины, женщины. – Рука Фреди пропихнула в рот очередную вилку с намотанной на нее порцией фетучини.
– Ты имеешь в виду Марлен?
– Марлен в частности. Женщины вообще. – Фреди опустошил тарелку. Еще раз вытер себе рот и откинулся на спинку стула.
– Ты говорил, что тебе надоел твой образ жизни и что ты ищешь кого-нибудь, кто показал бы тебе другой мир.
– И я нашел тебя? – Вопрос, видимо, прозвучал иронически, потому что Фреди в ответ огрызнулся:
– Когда мы встретились, ты был тридцатитрехлетним ханжой.
Фабио дождался, пока официант унесет тарелки Фреди и дольет вина в его стакан. Потом спросил:
– А когда мы расстались, я уже не был ханжой?
– Ты сделал некоторые успехи.
После обеда Фреди выложил на стол свой ежедневник и назвал Фабио даты их встреч.
Две даты совпадали с записями Фабио: двадцать первого и двадцать восьмого мая они встречались тут, в «Бертини». Фабио звонил за день до встречи.
Но затем у Фреди фигурировали записи, которые отсутствовали у Фабио. Шестого июня они встречались в шесть вечера в «Голубом Ниле», полузакрытом коктейль-клубе, где обслуживали только в сопровождении завсегдатая.
В субботу на следующей неделе у Фреди значилось: Фабио, Либеллула. Четырнадцатого июня, ровно за неделю до инцидента, Фреди запланировал на полвосьмого вечера: Фабио, Шарлей, Патриция, Мезон Руж.
«Мезон Руж» был четырехзвездочным рестораном в пригороде. Прежде Фабио никогда там не бывал.
– Кто такая Патриция? – спросил он.
Фреди рассмеялся и ответил:
– Она в жизни не поверит, чтобы мужчина после такого удара по голове мог выжить, если он ее даже не помнит.
Ресторан понемногу опустел. После десерта, ристретто и граппы Фреди приступил к пиву, подробно расписывая прогулки на лодке, мальчишники в «Голубом Ниле» (каковые заканчивались, похоже, в ночных клубах) и кулинарные оргии в храмах чревоугодия, расположенных по соседству и далеко за городом. Иногда Фабио брал с собой Марлен.
– А Норину? – спросил Фабио.
– К счастью, никогда, – ответил Фреди.
В три часа Фабио перестал записывать. После пяти они вышли из холодного «Бертини» на жаркую улицу.
Фабио стал себе еще более чужим.
В выходные стояла жара под тридцать. Над асфальтом Амзельвега дрожал воздух. В садах было тихо. Люди искали укрытия в затемненных комнатах своих домов.
Но в крошечной квартире Марлен ни задернутые гардины, ни спущенные жалюзи от жары не спасали. Она прочно угнездилась во всех углах.
Фабио раздражало, что Марлен шастала по дому нагишом. Он представлял себе голые или полуголые потеющие пары в квартирах сверху, снизу, слева и справа, и это отвлекало его от попыток снова подпасть под ее обаяние.
В воскресенье утром он спустился к почтовому ящику за «Воскресным утром». Странное это было ощущение – читать свою газету с точки зрения человека постороннего. Руфер написал в колонке редактора о жаре. И даже эту тему он умудрился повернуть так, что по прочтении статьи у читателя возникал вопрос: лично он за жару или против?
Лукас Егер был представлен отчетом о провале конференции климатологов и комментарием к событию (с портретом автора). Фабио быстро пролистал оба материала.
Больше трех страниц занимал первый репортаж Рето Берлауэра в «Воскресном утре». Репортер сопровождал несколько японских туристических групп и теперь описывал, какая в них царит военная дисциплина. Фабио заставил себя прочесть материал и с огорчением вынужден был признать, что написан он не так уж скверно.
На культурной полосе шел отчет о съемках фильма «Чаепитие трех старух». До сих пор считалось, что этот первый криминальный роман Фридриха Глаузера экранизировать невозможно, но на днях его уже начали снимать в какой-то вилле на берегу озера. На фото была видна съемочная площадка: что-то вроде алтаря, а перед ним некая фигура, одетая в какой-то ярко-желтый ку-клус-клановский балахон. На заднем плане несколько человек из съемочной группы.
Немного в стороне от всех разговаривала по мобильнику молодая брюнетка с короткой стрижкой.
Норина.
Фабио отложил газету и тихо прошел в спальню. Марлен лежала на боку, вытянув нижнюю ногу и подтянув верхнюю. Он сел на кровать и стал смотреть.
– Ты смотришь туда, куда я думаю, что ты туда смотришь? – сонно пробормотала она.
Когда он подтвердил, Марлен еще больше подтянула ногу.
– А ты представь себе, что мы где-нибудь на островах Карибского моря. Так легче выдержать. – Обливаясь потом, они лежали на спине и всячески старались не касаться друг друга.
Фабио не ответил. Он давно уже представлял себе, что находится в другом месте.
Кто-то включил во дворе радио. Музыкальный фольклор. Фабио рассмеялся:
– Латинская Америка!
– Сходим в «Ландэгг»? – спросила Марлен. Фабио сразу понял, что не хочет показываться с Марлен в «Ландэгге».