– Ступай домой, – посоветовал мужчина и огляделся по сторонам. – Баиньки…
– А может, по коньячку? – подмигнул Андрей.
– В другой раз.
– Бухгалтера на пенсию провожали, – пояснил Голота. – Хороший был старикан! – Он оттолкнулся руками от машины и побрел было к подъезду, но неожиданно вернулся: – У меня есть подозрение…
Человек в «Москвиче» явно нервничал.
– Серьезное подозрение… – продолжал Андрей, – Что он – из бывших…
– Кто? – выдохнул мужчина.
Голота расплылся в улыбке:
– Бухгалтер, разумеется… Вам, как работнику госбезопасности, могу сделать официальное заявление…
Человек распахнул дверцу и зло прошипел:
– Паш-шел вон, идиот!
Андрей пожал плечами:
– Как хотите… – и, покачиваясь, двинулся к дому.
В подъезде он перевел дух. «Москвич» во дворе – неспроста. Неужели его здесь ждут? Нелепость! Никто понятия не имеет, что он в Петрозаводске. Какому зверю придет в голову бежать прямо в руки охотников?
«Совпадение…» – твердил себе Голота, осторожно поднимаясь по лестнице. Он умышленно не воспользовался лифтом, чтобы не греметь массивной железной дверью, и теперь, остановившись на площадке между этажами, выглянул в окно.
Машина стояла на прежнем месте.
«Совпадение», – успокаивал себя Андрей. Но что-то не давало ему покоя. Какая-то досадная мысль, неуловимая и печальная, действовала на нервы.
Он поднялся еще на два этажа и снова выглянул в окно. «Москвич» зловещим пятном темнел на квадрате детской площадки.
«Ну конечно! – Голота ухватился рукой за подоконник. – Операция «Вепрь»! Я же сам сказал мальчишке, что собираюсь в Петрозаводск, чтобы вывести кое-кого на чистую воду! – Он резко повернулся спиной к окну. – Ребенка, без сомнения, допрашивали… Значит… Значит, этот «Москвич» – по мою душу».
Андрей поднял глаза. До квартиры Бабицкого оставался один лестничный пролет. Вряд ли в квартире засада. Играя в лотерею с минимальными шансами на успех, сыщики не станут напрасно беспокоить уважаемого человека. Константин Карлович находится в блаженном неведении. В таком случае им достаточно поста наружного наблюдения за подъездом.
Если Андрею удалось обмануть оперативника, то можно не беспокоиться до рассвета, пока тот не сдаст информацию обо всех ночных визитерах начальству. Если же ушлый наблюдатель уже сигнализировал о странном пьянице, то снова игра – пятьдесят на пятьдесят. Сыщики либо не придадут значения этой информации, либо сразу отреагируют на нее. В последнем случае они будут здесь через пятнадцать минут.
Теперь для Андрея самое разумное – переждать эти пятнадцать минут. И лучше это сделать возле выхода на чердачное помещение.
Голота припустил вверх по лестнице, перемахивая через две ступеньки, и очень скоро оказался на техническом этаже. Он опасался, что увидит замок на решетке, но дверь оказалась незапертой. Заглянув внутрь и убедившись, что через чердак можно попасть на крышу, Андрей вернулся на один пролет вниз, сел на подоконник и принялся ждать.
Он сам не заметил, как задремал. Короткий сон был печальным. Веста гладила его по волосам и приговаривала: «Мы больше не встретимся, милый… Но у тебя будет все хорошо, Андрюша… Вот увидишь… Ты теперь не один…»
Голота вздрогнул и открыл глаза. Подъезд безмолвствовал. Лестничные ступеньки мрачно уходили вниз, в глухую, тревожную тишину. Он выглянул в окно. «Москвич» стоял на прежнем месте. Андрей попенял себе, что не купил часы. Сколько времени прошло? Пять минут или, может, все тридцать?
– Ты теперь не один… – повторил он вслух и нахмурился.
Что это значит? Неужели он действительно никогда больше не увидит Весту, не притронется к ее волосам, не возьмет в ладони ее руки, не поцелует ее глаза?..
Голота постарался стряхнуть с себя наваждение. Разгадка главной трагедии его жизни ждала сейчас несколькими этажами ниже, за обитой дерматином дверью, в квартире, из которой год назад он вышел в наручниках, подталкиваемый хмурыми черными людьми.
Андрей спрыгнул с подоконника, отряхнул пальто, поправил зачем-то галстук и, набрав воздуха в легкие, как перед решающим поединком, двинулся вниз по ступенькам.
Перед самой квартирой он замешкался, огляделся по сторонам, прислушиваясь к гулкой тишине, вытер ладонью лицо, медленно поднял руку и надавил кнопку звонка…
Недельский проснулся и рывком поднял голову. Настенные часы показывали без четверти три. Час назад он задремал в собственном кабинете, опустив лицо на сложенные руки. Если бы не предчувствие – проспал бы до утра. Протерев глаза, он раздраженно щелкнул кнопкой селектора:
– Дежурный! Почему тишина? Я просил докладывать мне каждые полчаса!
– Все без изменений, товарищ начальник, – виновато проскулил динамик. – Не хотели беспокоить лишний раз.
– У нас лишних разов не бывает, – буркнул Недельский. – Зайди-ка ко мне…
Через минуту молодой парень – сержант срочной службы – заглянул в кабинет:
– Разрешите?
– Что именно без изменений? Давай подробности! – потребовал начальник СИЗО.
Сержант торопливо достал блокнот.
– Вот… Двенадцать сорок три… Подросток с девушкой зашли в подъезд…
– Это я уже слышал! – оборвал его Недельский. – Что дальше?
– А дальше… – парень прыснул в кулак. – Он ее того… Прямо на подоконнике.
– Ты что, идиот? – Начальник СИЗО побагровел от злости. – Вы там наблюдение ведете или онанируете?
– Час двадцать семь… – спохватился сержант, судорожно листая блокнот. – Собачница какая-то вышла. С фокстерьером. Не спится ему, наверно… Скорее всего, старый пес. Они и по ночам просятся.
– Попрошу без комментариев! – рявкнул Недельский. – По существу излагай.
– В два пятнадцать был только пьяный, – парень захлопнул блокнот. – И все.
– Какой пьяный? – насторожился начальник СИЗО.
Сержант пожал плечами:
– Обыкновенный. В пальто и шляпе. Чиновник какой-то. Возвращался с банкета.
Недельский задумался, сжав в кулаке карандаш.
– А откуда известно, что с банкета? – быстро спросил он.
– Сам сказал, – улыбнулся парень. – Мол, бухгалтера на пенсию провожали.
Начальник СИЗО изменился в лице.
– Он что, разговаривал с нашим сотрудником?
– Ну да… – развел руками сержант. – Прицепился к нему с болтовней.
– Это он! – Недельский с хрустом сломал карандаш. – «Сорок третий» сам пришел ко мне!
У дежурного округлились глаза:
– В пальто и галстуке?
– Да, черт возьми! – Недельский вскочил с места. – В галстуке, в модных туфлях, в накрахмаленной сорочке! И с золотыми зубами во рту! Мы, олухи, должны были предположить, что его карманы набиты безделушками, вроде той, что показывал Туманов!