«Пока, прыщавая! – кричал тот, выходя из квартиры, и, прощаясь с матерью, обещал: – За деньги не беспокойся. Верну». Не вернул ни разу.
Выговорившись, Антонина успокаивалась и звонила Еве Соломоновне Шенкель.
– Тоня, – скрипела подруга. – Разбитую чашку, как ни склеивай, трещину все равно видно. В жизни твоего Бори есть люди и поважнее.
– Я его мать, – напоминала подруге Антонина.
– Мало того, ты бабушка, – ранила в самое сердце Ева. – И если ты хочешь вернуть сына, займись внучкой. Право, это обойдется тебе гораздо дешевле.
– Зачем все сводить к деньгам?
– Я не о деньгах. Приручи девочку. Они станут в тебе нуждаться.
Бедная Ева давала советы, плохо представляя, как они отзовутся в израненном сердце Тони Самохваловой. А та, пребывая в полной растерянности, понимала их буквально и пыталась действовать прямо сейчас.
– Боря, – дергала она сына. – Я хочу взять Настю.
– Зачем? – напрягался тот.
– Все-таки она моя внучка. Я хотела бы проводить с ней больше времени.
– Зачем?
– Как зачем? – возмущалась Антонина Ивановна.
– Ты и так проводишь с ней достаточно времени: час в свой день рождения, час – в Настин.
– Этого мало… – честно признавалась Самохвалова.
– Что ты говоришь?! – язвил Боря.
– Не надо так со мной разговаривать. И вообще, позови Нину.
Невестка брала трубку и скупо приветствовала свекровь.
– Нина, я хочу взять Настю.
– Зачем? – повторяла та слова мужа.
– Я хочу погулять с девочкой. Сводить ее в «Лакомку». Сфотографировать. Может быть, что-нибудь купить.
Корыстная невестка тут же забывала обиду и лениво мычала:
– Вообще-то я не против. Как Боря.
– Спроси у Бори.
Нина хмыкала и громко говорила:
– Боря, твоя мама хочет погулять с Настей. Ты не против?
Самохвалов с ненавистью смотрел на жену и крутил у виска пальцем.
– Он не против. Только заберете и приведете сами.
Антонина Ивановна с готовностью шла на любые выдвинутые невесткой условия. Добившись желаемого, Антонина впадала в благодушие и торжественно объявляла дочери:
– Завтра к нам придет Настя!
– Зачем? – автоматически интересовалась Катька.
– Поговори еще у меня! – заводилась мать и спешила отрапортовать Еве о своих успехах.
Прогулка с внучкой заканчивалась очередным разочарованием обеих сторон. Антонина сокрушалась по поводу того, как плохо одет ребенок, как дурно воспитан, как ужасающа его речь, полная грязных звуков.
– Настя не выговаривает половину алфавита! – упрекала она родителей.
– На логопеда нет денег, – осаждал ее Боря и отворачивался.
Самохвалова давала денег на логопеда, догадываясь, что те разойдутся не по назначению. Настя тупо смотрела на бабушку, не испытывая к той никакого интереса, и теребила старое Катькино платье, трещавшее на ней по всем швам.
– Что на тебе надето? – возмущалась Нина больше для того, чтобы разозлить и так недовольного мужа.
– Платье, – покорно отвечала Настя. – Баба дала.
– Купила… Больше никуда не пойдет, – обещала Боре жена, разочарованная отсутствием подарков.
О том, что Антонина Ивановна дала деньги на логопеда, супруг, естественно, докладывать не торопился.
Самохвалова возвращалась домой с потухшим на время чувством вины, но при этом не испытывая радости.
Не добившись успеха в сфере укрепления семейных связей, она искала другую проблему, которая нуждалась бы в срочном решении. И такая проблема нашлась довольно скоро.
– Ты совсем не бываешь на свежем воздухе! – заявила Антонина Катьке и поделилась своими планами: – Может быть, мне купить дачу? Свои овощи, фрукты, речка рядом. Загорай, купайся – никакой санаторий не нужен.
– Я не хочу дачу, – призналась девочка, с ужасом вспомнив время августовских заготовок.
– Кто тебя будет спрашивать? – ехидно поинтересовалась Самохвалова и дала Еве задание срочно подыскать дачу. На вопрос нотариуса, для каких целей, ответила просто: «Хочу быть ближе к земле».
Больше всех от приобретения садово-фруктовой недвижимости отговаривала тетя Шура:
– За-а-ачем?
– Буду отдыхать. Есть огурцы, зелень, яблоки.
– Тоня, это не магазин: пришел-купил. Там работать надо.
– Ну и что? Я работы не боюсь!
– Тоня, там надо пахать!
– Ну ты же пашешь?!
– Я-то как раз нет. У меня свекровь хлебом не корми. Еще неделя – и совсем в свои «Черемушки» переедет. Мы с Колей – где полить, где собрать, где привезти…
– Ну, знаешь, Санечка, свекрови у меня нет, я вдова, но уж грядку-то одну…
– Не надо! Хочешь дачу – приезжай ко мне. Могу даже грядку тебе выделить – копайся, сколько влезет.
– Ты не поняла, Шура. Я хочу свою дачу.
Главная Соседка в сердцах махала рукой:
– Я тебя предупредила: дальше как хочешь.
– Не боги горшки обжигают, – заявляла Антонина и пристрастно смотрела на дочь. – Тебе тоже дача не нужна?
– А мне-то она зачем?
– Дышать свежим воздухом.
– У меня же на пыльцу аллергия…
– Господи, это у меня на тебя аллергия! – злилась Антонина Ивановна и звонила сыну.
«Нет!» – категорически отказывался Боря, невзирая на материнские увещевания по поводу полезности дачного участка для формирования здорового детского организма. Вырисовывалась безрадостная перспектива летнего отдыха: с лопатой в руках. «Зато какая экономия», – думала Самохвалова. «Никакой! – уверяли ее знающие люди. – Мало того, воду – на себе, рассаду – на себе, корзинки – на себе… Или у тебя есть машина?» – «Нет у меня машины». – «И велосипеда нет?» – «И велосипеда». – «Ну мужик-то хоть есть?»
Этот вопрос ставил Антонину Ивановну в тупик. Кроме Евиного ювелира, все знакомые мужчины были заняты.
Мечта о даче молниеносно померкла, зато Тонины мысли обрели очередное стратегическое направление. А может, заявило о себе длительное, почти в пять месяцев, воздержание. Извне поступали сигналы, будоражащие Самохвалову ежеминутно: весна кружила голову всему району. Вокруг школы бродили очумевшие от страсти парочки всех возрастов, вечерами в песочнице собирались будущие выпускники, в темноте вспыхивали огоньки сигарет и бренчала гитара. Услышав гитарные переборы, Катька тушила свет в комнате и подбегала к окну, пытаясь разобрать слова очередного сентиментального романса о любви ЕГО к НЕЙ, о лошадях, которые «тоже умеют плавать», о розах, добытых в неравном бою со сторожевыми псами, о камергерской дочери в атмосфэ-э-эре парижской эмиграции.