Капитан спускается по лесенке. Солдаты замирают, когда он проходит мимо них, не удостоив ни единым взглядом. Рене, стоя на башне, улыбается Дзампьери, словно говоря: не расстраивайся, ничего страшного не произошло.
Больше всего лейтенант Эджитто любит сумерки. Внезапно воздух становится свежим, но не таким обжигающим, как ночью. В вечернем свете база кажется меньше, на каменистом плацу наконец-то проявляются разные краски, а не только охра и зеленый, как днем: ребята разгуливают в голубых, розовых и оранжевых банных халатах и шлепанцах. На пару часов возвращается ощущение мирных будней. Ставшее второй кожей равнодушие лейтенанта слабеет, сквозь него то и дело прорывается хорошее настроение.
Рядом с душевыми — палатка с обогревателем, служащая раздевалкой, но Эджитто не любит раздеваться на глазах у других, предпочитает делать это прямо в душевой, хотя там и тесно. Он уже научился раздеваться и одеваться, стоя то на одной ноге, то на другой так, чтобы не касаться грязного пола, а попадать сразу в шлепанцы. Чтобы выжить на базе, нужно постоянно проявлять изобретательность в подобных мелочах.
Вода теплая, но не горячая, однако секунд через десять он к ней привыкает. Кто-то забыл на полочке гель для душа. Эджитто отворачивает крышку и принюхивается: запах сильный, резкий и явно мужской — так часто пахнет в казарменных раздевалках. Ребята любят ходить, окутанные ароматным шлейфом, они обильно опрыскивают тело и даже гениталии агрессивными дезодорантами, запах которых потом долго держится во влажном воздухе, — и в этом еще одно различие между ними и Эджитто. Лейтенант моется аптечным щелочным мылом.
Он выливает немного геля на ладонь, намыливает грудь и плечи. В наиболее пораженных местах открываются маленькие темные ранки, которые сразу же заживут. Лейтенант направляет поток воды на ошметки кожи на полу, пока не смывает все в сток. Может, владелец геля ждет за дверью. Когда Эджитто пройдет мимо него, он узнает запах и еще неизвестно что сделает. От ребят можно ожидать чего угодно. В любом случае правда будет на их стороне: нехорошо воровать чужой гель, подобные преступления на стоящем посреди пустыни передовом посту принимают невиданные размеры. Эджитто выдавливает еще немного геля, намыливает пах и ноги. Закрыв глаза, замирает под струей, пока не раздается стук в дверь. Полагающиеся ему минуты истекли.
Подойдя к медпункту, он видит, что молния, закрывающая вход в палатку, наполовину расстегнута.
— Кто здесь?
Из-за зеленого полотна раздается женский голос:
— Алессандро! Это ты?
Полотно отодвигается, и появляется голая рука, плечо, край белого полотенца, а потом — круглое лицо Ирене Саммартино, волосы заколоты на голове. Ирене. Откуда-то издалека, из другого пространства и времени, перед лейтенантом возникает голограмма полуголой Ирене. Перед подобным зрелищем обалдевший Эджитто делает шаг назад.
Она улыбается ему:
— Я выбрала вот эту койку. Не знала, где ты спишь. Не обнаружила в палатке никаких признаков присутствия человека.
— Что ты здесь делаешь?
Ирене склоняет голову в сторону, обнимает грудь голыми руками — грудь у нее никогда не была очень большой, но и маленькой тоже. Эджитто смутно помнит, как полусфера ее груди помещалась в его ладонь.
— Так-то ты встречаешь старую подругу! Иди сюда! Дай я тебя поцелую!
Эджитто нехотя подходит. Ирене внимательно разглядывает его снизу, поскольку он чуть выше ее, словно хочет удостовериться, что у него все на месте.
— А ты еще ничего, — говорит она с довольным видом.
Полотенце, не полностью прикрывающее ей бедра, колышется при малейшем движении. На уровне ключицы оно даже не завязано узлом: угол заткнут за полотно, которое в любую секунду можешь сползти, обнажив тело. Эджитто сам не знает, отчего он об этом подумал. У него в палатке стоит босиком Ирене Саммартино, а он не понимает, зачем и откуда она взялась, с неба свалилась или вылезла из-под земли и каковы ее намерения. Ирене дважды легко, по-дружески целует его в щеки. От нее приятно пахнет, но запах не пробуждает никаких воспоминаний.
— Смелей, лейтенант, ну скажи же что-нибудь! Стоишь так, будто увидел самого черта!
Спустя полчаса Эджитто пытается получить объяснения от полковника Баллезио, который сосредоточенно вычищает пальцем йогурт со дна стаканчика.
— Да, Ирене. Она сказала, что вы дружите. Везет вам. Красивая женщина, что тут сказать? Вот только рот у нее не закрывается. Болтает без умолку. А шутки ее, честно говоря, до меня не доходят. Вам не кажется, что это грустно, когда женщины не умеют шутить? У меня жена такая же. Никогда не хватало духу сказать ей об этом. — Баллезио засовывает указательный палец целиком в рот, а когда вытаскивает, тот блестит от слюны, словно мокрая сосиска. — И вообще, похоже, Ирене из тех женщин, что с возрастом раздаются. Слушайте, вы ее ноги видели? Не толстые, но заметно, что могут располнеть. У меня в младших офицерах служила одна толстуха и… ох! В полных женщинах есть что-то не то, что-то свинячье. Она хорошо устроилась?
— Я уступил ей свою койку.
— Отлично, ценю. Я бы ей и здесь постелил, но вы все-таки дружите. — Полковник подмигнул? Или Эджитто почудилось? — И вообще я жутко храплю. Почти дошло до развода. Мы с женой четырнадцать лет спим в разных комнатах. Ничего страшного, но иногда я и сам просыпаюсь от своего храпа. Шума от меня, как от трактора. — Полковник покашливает. — Доктор, это лечится?
— Не лечится, полковник. — Эджитто раздражен сильнее, чем может показаться на первый взгляд.
Баллезио разглядывает дно стаканчика — не осталось ли там йогурта. Он до блеска вылизал даже крышечку из фольги — теперь она валяется на столе, слабо поблескивая в свете неоновой лампы. Полковник бросает баночку в мусорное ведро, но промахивается. Стаканчик отскакивает от края и летит на землю, к ногам лейтенанта. Эджитто надеется, что его не попросят поднять.
— Ну да. От храпа не лечат. Пластыри, леденцы, спать на одном боку, на другом — я все испробовал. И ничего. Раз храпишь, так и будешь храпеть, ничего не попишешь. Ну ладно. Синьорина Ирене пробудет у нас неделю, если вертолеты не подведут.
— А зачем она сюда прибыла, командир?
Баллезио глядит на него искоса.
— Это вы меня спрашиваете, лейтенант? Я-то откуда знаю? В Афганистане полно таких Ирене. Все чего-то ищут, вынюхивают. Я не удивлюсь, если окажется, что ваша подруга приехала собрать сведения о вас или обо мне. Как узнаешь? Нажалуется солдат из-за какой-нибудь ерунды, и сразу слетаются эти стервятники. Ну ладно, пусть чувствует себя как дома. Мне скрывать нечего. Отправят меня завтра на пенсию — я буду только рад. А вот вы… Теперь вы под колпаком.
Эджитто набирает воздуха в легкие.
— Командир, я хочу попросить у вас разрешения ночевать здесь. Я вам не помешаю.
Баллезио мрачнеет, но потом расплывается в улыбке.
— Я знаю. Конечно, нет. Это я вам буду мешать. Скажите, лейтенант, а в чем дело?