На твоем тоже, замечает про себя Эджитто. Он решает перехватить инициативу, чтобы не развивать эту тему:
— Ты приехала вести расследование?
— Скажем так, я объезжаю базы, расположенные на юге страны. Смотрю, как идут дела.
— И как же они идут?
— Хуже, чем кажется на первый взгляд. — Сказав это, она мрачнеет и на мгновение уходит в себя.
— То есть?
С ледяным выражением лица Ирене снова глядит на него.
— Прости меня, Алессандро! Я не имею права обсуждать с тобой детали задания. Знаешь, я получаю указания сверху… с самого высокого уровня. — Она неопределенно взмахивает рукой.
— Конечно, — поспешно соглашается Эджитто. — Я просто не знал, что ты тоже в Афганистане, вот и все.
Сказать по правде, его раздражает надменность Ирене, как и то, что сам он проявляет излишнее любопытство, пытаясь узнать, что привело ее в Гулистан и как сложилась ее жизнь. А еще ему немного завидно. Внезапно между ними возникает молчаливое понимание не очень приятного для него факта: Ирене Саммартино стала человеком, получающим указания с самого высокого уровня, а он так и остался простым армейским офицером.
— Я так понимаю, ты сделала большую карьеру, — говорит он.
— Да что ты, ничего особенного, — высокомерно отвечает Ирене. — Я такой же винтик механизма, как и все. — Потом прибавляет, словно делая ему уступку: — А вообще за последние годы я выучила дари. Мне этот язык очень нравится. Такой древний. Они так чудно и изящно выражают самые простые мысли.
В свое время, как и многие его сослуживцы, Эджитто тоже пытался освоить дари. Где-то в сумке у него до сих пор валяется учебник. Но дальше приветствий он не продвинулся. Видимо, Ирене всерьез взялась за дело, она девушка упорная. Его блестящая однокашница усердно корпела над книгами и теперь размахивает у него под носом сладкими ароматными плодами своего адского труда, словно чем-то, чего ему никогда не получить. Не у всех так бывает, думает Эджитто, порой на древе познания созревают сухие и горькие плоды. Он молчит.
Ирене выключает компьютер из сети, словно это ее личный ПК, а Эджитто пришел ей мешать.
— Если ты не возражаешь, я его заберу. Надо закончить срочный отчет. Просто кошмар какой-то, у нас все время отбирают компьютеры из соображений безопасности, постоянно… обновляют программы. С ума можно сойти! Если хочешь, увидимся на обеде. — И, не спрашивая его разрешения, с отличающей ее беспардонностью Ирене забирает ноутбук, шлет Эджитто воздушный поцелуй и исчезает за занавеской. И вновь лейтенант Эджитто, чувствующий себя так, словно у него только что украли из-под носа вкусную булочку, не может ничего возразить.
Лицо у Йетри перекошено, на губах — темные складки, в уголках рта запеклась слюна. Он чувствует себя опустошенным. Его мутит, и он так устал, как никогда в жизни не уставал. Он бросает на землю шлем и рюкзак, приникает к фляге и пьет, пока хватает дыхания, затем сплевывает на землю.
— Ну что? Вы их взяли? — Дзампьери осталась охранять бронемашину, наверное, пока ждала, искусала пальцы до крови.
Йетри качает головой, стараясь не смотреть на нее.
— Вот мерзавцы! — говорит она.
Он испугался, страшно испугался, а теперь этот страх должен как-то выплеснуться, страх сжимает ему горло. Ему хочется заплакать, но он не может, не должен плакать, потому что вокруг его товарищи, и Дзампьери тоже здесь. Он солдат или нет? Разве не к этому он стремился? Не это он тренировался делать, десятки часов маршируя вверх и вниз по горам? Если Дзампьери не перестанет на него смотреть, он и правда расплачется. Йетри прислоняется к капоту «Линче». Металл обжигает, но Йетри не шевелится. Пока остальные обыскивали дом, он неподвижно стоял, вжавшись в стенку. Когда они вышли наружу, ведя под конвоем проживавшую в доме семью, в конце, словно последний из семи гномов, шагал малыш в слишком длинной рубахе.
Неожиданно сзади подходит Чедерна. Набрасывается на него, словно бешеный зверь, хватает за воротник и толкает так, что Йетри падает на землю.
— Ты что, целочка, хотел, чтобы тебя убили? А? Чтобы тебе живот продырявили, сукин ты сын? Вот здесь? Здесь ты мечтал видеть дырку?
Чедерна надавливает ему коленом на живот, на свинцовую пластину бронежилета. Йетри закрывает лицо руками.
— Прости меня! — еле слышно говорит он.
— Простить? Простить тебя? Да пошел ты на хуй, целочка! У Бога проси прощения. Это он тебя спас.
Чедерна отвешивает ему пощечину, потом еще одну. Быстро, резко, словно удары молнии, так что у Йетри темнеет в глазах. Потом хватает горсть земли и швыряет ему в лицо — наверное, хочет засунуть землю ему в глотку, сделать так, чтобы он задохнулся, но передумывает. Йетри даже не пытается защититься — Чедерна прав. Он чувствует, что у него того и гляди треснут ребра. Земля забилась в нос и глаза.
На помощь приходит Дзампьери.
— Оставь его в покое! — говорит она, но Чедерна отталкивает ее.
— Ты почему не отскочил? А? Почему ты не отскочил, мерзкий ублюдок? — У Чедерны красные бешеные глаза. Он еще раз ударяет Йетри коленом так, что у того перехватывает дыхание. — Да пошел ты! — орет Чедерна, потом отпускает Йетри и быстро уходит, продолжая честить его по всем статьям.
Йетри долго откашливается, корчась в пыли, никак не может перестать. Высадив дверь, он так и остался стоять как вкопанный, пока его не прикрыл Чедерна. Будь в доме оружие, он бы уже находился на том свете. Его первое выступление обернулось полным провалом, и это видели все. Голова сразу же отключилась, а инстинкт не сработал. Даже самый плохой, самый неопытный солдат не стал бы так себя вести. Рене наверняка того же мнения: когда он дважды похлопал его по попе и сказал «молодец», Йетри ему не поверил. Рене просто хотел его подбодрить, недаром он сразу же развернулся и ушел.
Дзампьери опускается на колени рядом с ним.
— Ты гляди, как он тебя отделал!
Она снимает с шеи кефию. Выливает на нее воды из фляги, отжимает. Промокает ему лицо — сначала лоб, потом щеки.
— Ты чего?
— Тсс. Закрой глаза!
Она снова смачивает кефию и трет ему шею. Когда она проводит у него за ушами, по телу Йетри пробегает волна наслаждения, он вздрагивает.
— Не понимаю, почему он иногда ведет себя, как полный дурак? — говорит он.
Дзампьери улыбается:
— Потому что он тебя любит. Все просто.
Но это неправда. Чедерна избил его не потому, что любит. Он избил его, потому что сам мог погибнуть. Из-за Йетри им всем грозила опасность. Йетри пытается встать, но Дзампьери его удерживает:
— Погоди!
Она берет кефию и вытирает засохшие сопли у него под носом.
— Тебе не противно?
— Противно? Нет. Ничуть.