Что ей рассказать? Все, что он мог рассказать, причинило бы ей боль. Что он ее обманывает и говорит, что здесь вкусно кормят? Что он влюбился в женщину, в свою сослуживицу, а она называет его «мальчишкой»? Что завтра им предстоит отправиться в район, контролируемый талибами, и он готов от страха наложить в штаны? Что сегодня утром он видел отрубленную голову, а потом накатила такая тошнота, что его вырвало и весь завтрак оказался у него на ботинках, а сейчас, как только он закрывает глаза, мертвое лицо сразу встает перед ним? Что порой ему грустно и пусто, что он чувствует себя старым — вот именно, старым, в свои двадцать лет, и не верит, что когда-то он был просто чудом? Что все обращаются с ним, как с последним дураком, что здесь он не нашел ничего из того, что надеялся найти, а теперь он и сам не знает, чего ищет? Что он ее любит и страшно скучает, что она для него главное в жизни, единственная, кто ему дорог? Он даже этого не может ей сказать, потому что он уже взрослый, потому что он солдат.
— Мам, мне правда пора!
Торсу соврал врачу, но это была ложь во спасение. Ему не хотелось единственному из всего взвода сидеть себе спокойно на базе, пока остальные пересекают долину. Вернувшись, они стали бы относиться к нему, как к симулянту, а для него ничего страшнее нет. Поэтому он заявил, что чувствует себя лучше и вообще он в отличной форме, поклялся, что последние трое суток стул у него нормальный (на самом деле утром стул был опять жидкий), и подписал бумагу о том, что он здоров. Когда доктор взял градусник, чтобы измерить ему температуру, Торсу сказал, что лучше сделает это сам, а потом соврал, что у него тридцать шесть, хотя на самом деле у него было тридцать семь и пять. Градусом больше, градусом меньше — что это меняет? Ему повезло, сегодня доктор был занят своими мыслями и явно старался закончить осмотр как можно быстрее.
— Значит, мне можно поехать вместе со всеми?
— Если хочешь — да, я не вижу препятствий.
— Думаете, нам там туго придется?
Доктор глядит куда-то вдаль. Не то чтобы они подружились, но теперь, после того как Торсу приходил в медпункт каждый день (он сразу заметил, что доктора и женщину из спецслужб что-то связывает!), они друг другу не совсем чужие. Вместо ответа Эджитто сует ему в руку две упаковки парацетамола и велит идти.
С тех пор как он официально выздоровел, Торсу расстался с ненужными страхами вроде той истории с ногой — сейчас самому Торсу она кажется полным бредом. Однако на всякий случай он взял у хозяйственников сантиметр и несколько раз измерил нижние конечности, от пятки до бедра: обычно у него получалась разница где-то в полсантиметра, но это его не очень пугает.
А вот по-настоящему его пугает молчание, которым Tersicore89 наказывает его после ссоры. Она не ответила ни на одно сообщение, даже когда он написал, что ему предстоит участвовать в операции и провести несколько дней в пустыне, немного преувеличив опасность. Он уже начинает терять надежду. Ему так грустно, что он даже не пошел в Развалину взглянуть на вечеринку. После того как Чедерна выставил его из палатки, он уселся перед входом, прямо на земле. Скрестил ноги, положил на них компьютер. Рядом с профилем Tersicore89 написано «offline», но он не верит. Он почти уверен в том, что она читает его письма. Как раз в это время они обычно и разговаривают — вернее, разговаривали.
THOR_SARDEGNA: может, поговорим?
TERSICORE89:
THOR_SARDEGNA: я тебе уже писал, что извиняюсь, много раз писал, что еще я должен сделать? я болел, все люди, когда болеют, иногда несут чепуху
TERSICORE89:
THOR_SARDEGNA: прошу тебя, напиши что-нибудь, хоть обругай меня! Дай мне знать, что ты меня читаешь
TERSICORE89:
THOR_SARDEGNA: я боюсь завтрашнего дня. мне нужно с тобой поговорить
TERSICORE89:
THOR_SARDEGNA: какая же ты эгоистка!
Его слова уже дважды покрыли весь экран сверху донизу: то он просит прощения и умоляет отозваться, то яростно нападает на нее. Фантазия почти исчерпана, уже минут десять он ничего не пишет, сидит, положив подбородок на руки, и только яростно лупит по клавиатуре всякий раз, когда экран гаснет. Вечером, как обычно, температура поднимается, мысли путаются — Торсу уже привык.
Из темноты возникает какой-то солдат, Торсу вздрагивает:
— Кто там?
— Йетри.
— Дурак, ты чего бродишь один в темноте?
Замерзший Йетри растирает руками голые предплечья.
— Так, гулял.
— Без фонарика? Ну ты даешь!
Тот пожимает плечами.
— Пойду спать, — говорит он, — вечеринка — полный отстой.
— Не входи в палатку!
— Это еще почему?
— Чедерна велел никого не пускать, — говорит Торсу. — Он там с Дзампой.
— С Дзампой? И чем они занимаются?
Торсу отрывает глаза от экрана и смотрит на темную фигуру Йетри.
— А ты как думаешь?
Йетри не шевелится.
— Ты чего? — спрашивает его Торсу.
— Ничего.
После этого Йетри наконец-то вновь исчезает в ночи. Вот дает… Торсу снова молча смотрит на монитор, не подающий признаков жизни.
THOR_SARDEGNA: если нужно, я готов ждать всю ночь
TERSICORE89:
THOR_SARDEGNA: не уйду, пока ты мне не ответишь
TERSICORE89:
Он смотрит, как загружается страница, ждет ответа — ничего.
— Нет, — шепчет он. Никто его не слышит, но он продолжает твердить: — Нет, нет, нет, нет… нет. Прошу тебя, умоляю, нет!
Первый старший капрал Анджело Торсу не просидит перед компьютером всю ночь, как обещал, но еще полчасика выдержит. За это время Чедерна и Дзампа как раз закончат то, чем они занимаются в палатке, а Йетри уйдет куда глаза глядят, не раз рискуя свалиться и сломать себе шею. Он попытался заплакать, но у него и это не получилось. Он даже не может погоревать как следует. А сейчас он потерялся, боится, что не найдет дорогу обратно, в расположение «Чарли», ему кажется, что он забрел туда, где еще никогда не бывал. Он видит палатку, огонек и идет на свет. Подходит ближе. Приподнимает полотняную дверь и заглядывает внутрь.
— Йетри, братишка! Заходи! Иди сюда!
Ди Сальво возлежит на горе цветных подушек, без футболки и без ботинок. Из-за распаленной решетки электрического обогревателя горячий воздух дует ему прямо в лицо, одна щека совсем красная. В палатке стоит густой дым, ложащийся в воздухе слоями.
— Abib, this is Roberto. My friend. My dear frien. [2]
Он говорит как вконец обкурившийся. Абиб здоровается с Йетри и снова закрывает глаза. Двое других переводчиков даже не шелохнутся.