У меня спина вспотела так, что в галифе натекло. Почудиться мне никак не могло – вот она, неспешно придвигается, прямо под лампой оказалась, уставилась синими зенками, улыбается…
Каюсь, поначалу я схватился за кобуру. Но тут же подумал, что пистолетной пулей мрамор не проймешь, и пытаться нечего. Стою, таращусь на нее, волосы на голове, такое впечатление, дыбом встали…
И ниша пуста, это я через ее плечо рассмотрел. Вот, значит, так. Вот, значит, что Петров видел…
Мыслей у меня в голове не было никаких. Одно оцепенение и ошарашенность. А она подошла, остановилась у подножия лестницы, смотрит на меня снизу вверх, синие глаза словно бы чуть светятся, тусклым таким, гнилушечьим светом, подняла руку и с улыбкой меня манит. Совершенно недвусмысленным жестом: мол, иди сюда.
Ну тут уж черта с два… Мелькнула мысль: а если удавит? Что ей стоит мраморными-то ручками? И концов потом не найдут, а назавтра и Сидорова…
Вспомнив про Сидорова, я словно бы чуточку опомнился. Прежнее оцепенение исчезло. Катарина медленно стала подниматься по лестнице, совершенно по-человечески придерживаясь рукой за перила, а я… А я развернулся и зайчиком порскнул на третий этаж. Мелькнуло в голове: в беге я тебя, тварь, запросто обставлю… Это Петрова она, похоже, зажала в таком месте, что ему и отступать некуда было, кроме как окно высаживать… А у меня целый этаж за спиной, и лестница еще одна, на той стороне…
Кинулся я к комнате Сидорова, распахнул дверь и крикнул ему:
– Вставай!
Он, надо отдать ему должное, подхватился моментально – и спал одетым, после известных событий, видимо. Я крикнул:
– Давай в коридор!
Он, молодца, не задал ни единого вопроса, только подхватил автомат и выскочил за мной. Аккурат в тот самый момент, чтобы увидеть Катарину уже на середине лестницы.
– Видишь? – спрашиваю.
А у самого зуб на зуб не попадает.
– В-вижу, – отвечает он так же ошарашенно.
И навел было на нее автомат, но тут же опустил – понял, как и я только что, что пуля мрамор не возьмет. А это именно что мрамор, никак нельзя сказать, что она человеком обернулась – абсолютно прежняя, разве что идет по ступенькам неторопливо, улыбается нечеловеческой своей улыбочкой и глаз с нас не сводит. Остановилась на верхней ступеньке, обе руки к нам протянула, манит ладонями – и что у нее на уме – один бог знает. Не за бутылочкой же пришла посидеть и о старинной жизни поговорить. Крутится у меня в голове какой-то рассказ – так там человека именно что статуя задавила…
Тут Сидоров, к моему превеликому удивлению, начинает ее размашисто крестить и шептать что-то. Только не похоже, чтобы на нее это подействовало: вот уже и ногу на площадку поставила, руки распростерла, будто обнять хочет. Обнимает, ага… Только косточки хрустнут.
И тут я уже без всякого офицерского достоинства командую:
– Бежим!
В голове одно: на улицу бы вырваться, там еще неизвестно как обернется… Припустил что есть мочи в противоположный конец коридора, ко второй лестнице. Сидоров несется за мной, только ногами босыми шлепает, да и у меня давно шлепанцы с ног слетели, и задерживаться, чтобы их напялить, я не стал.
Мы ее, заразу, опередили. Как-никак двигалась она гораздо медленнее. Когда она едва спустилась до середины лестницы, мы уже были на первом этаже. Кинулись к своим сапогам, буквально запрыгнули в них, словно по сигналу боевой тревоги, оглянулись.
Катарина, как ни в чем не бывало, спускается по парадной лестнице на первый этаж, подбоченилась, правой рукой все так же манит, с застывшей улыбочкой. То ли показалось, то ли глаза у нее еще ярче сияют, как две синие лампочки. Эге, думаю, она и тут нас достанет за здорово живешь. Остается – на улицу. Там столько народу, что свидетелей у нас будет куча, да и гранаты имеются у каждого. Ну, предположим, граната против мрамора не особенно и подействует, но будет у нас масса свидетелей, что мы не с ума сошли, что не почудилось нам…
– Сидоров, – говорю я. – Ты на улице не паникуй, ничего такого. Если что, пусть сами увидят…
– Не учи ученого… – отозвался он.
И мы вышли на крыльцо. Тщательно захлопнули за собой парадную дверь, высокую, массивную, сошли с крыльца на дорожку, а сами смотрим, не повернется ли ручка. Нет, не шевелится.
Ближайший часовой, конечно, тут же подошел. Я ему, не давая опомниться:
– Проверка постов.
Он ничуть не удивился, был о такой возможности проинструктирован. Я сказал еще:
– Увидишь посторонних – огонь в воздух.
Думаю: если что, оба взвода сбегутся, свидетелей будет… И, переглянувшись с Сидоровым, двинулись мы вокруг особняка проверять посты. А сами шагаем, как на иголках: не раздастся ли за спиной автоматная очередь? Уж если она появится на крыльце, часовой не удержится, или уж заорет в крайнем случае…
Ничего. Тишина. Обошли мы все посты – и, как следовало ожидать, нашли их в полном порядке – перекинулись парой слов с дежурным комвзвода, они тоже поочередно ночью дежурили. По-моему, никто так и не заметил, что мы оба в нешуточном волнении, а если и подметили что, вопросов задавать не стали. Мало ли, по какой причине отцы-командиры малость взвинчены.
Все сделали, что надлежало, дальше тут отираться вроде как и ни к чему – но не домой же возвращаться, когда там это расхаживает? Сели мы в беседочку неподалеку от главного входа, закурили – а пальчики-то трясутся, как у любого на нашем месте…
– Понимаешь что-нибудь, Сидоров? – спросил я. – Ты ведь, по некоторым моим наблюдениям, много умных вещей знаешь…
– Откуда я знаю? – пожал он плечами. – Приходилось мне как-то читать, что иные статуи, и в Италии, и в Германии, по ночам расхаживали вроде нашей, могли и придушить… Только это же не научная литература была – так, легенды, сказки…
– Выходит, не сказки, – сказал я. – Вот отчего Петров, теперь ясно, пьянкой и прикрылся. Лучше уж «сознаться», что допился до чертиков, чем рассказывать, как статуя ночью ходит. Тут тебе и врачи, и укольчики, и прочие тридцать три удовольствия… За пьянку еще грандиозным втыком отделается, а вот если на него как на психа бумаги писать начнут… Тут уж из армии вылетишь, как дважды два, да еще до того лечить будут со всем усердием… Ну, а нам-то что делать? Иди завтра докладывать? Нас как-никак двое, да если на Петрова нажать…
– Ага, – сказал Сидоров не без насмешки. – И уговорим мы наше с тобой начальство, чтобы оно на следующую ночь вместе с нами в засаду засело? Плохо верится… Ты когда-нибудь о коллективных галлюцинациях слышал?
– Ну, не совсем уж темный, – сказал я с тоской. – Краем уха.
– Вот то-то. И отправят нас прямой дорогой к докторам, а те уж потешатся на всю катушку… Ох, не зря там капитальная решеточка стояла. Знал хозяин, не мог не знать. Может, спускался ночью посмотреть, как она по своей камере ходит, фон-барон клятый.