– Можно я её понесу? – настороженно глянул на Апраксию Ингирд, шагнув к приблизившемуся медведю.
– Да уж сделай милость, – утомлённо отозвалась магиня, – а то я тоже едва стою на ногах.
Баронет бережно снял со спины оборотня ни слова не сказавшую Лиру и понёс в сторону дома, с каждым шагом всё чётче понимая, как нужна ему именно эта девушка. И что мечтал он как раз о ней, а не о вышивающей шарфы незнакомой сеньоре. И готов вытерпеть всё: и вот такие уходы, как сегодня, и общение с ослепительно красивыми эльфами, и слишком вольное обращение с этикетом. Лишь бы она простила его ошибку, дала возможность всё исправить…
– Ты меня простишь? – спросил Ингирд осторожно, гадая, имеет ли ещё право обращаться к ней как к другу, на «ты», или получит сейчас строгую отповедь?
– Утром подумаю. – Лира ответила так не из вредности, а потому что и в самом деле не было сил ни на что, хотелось лишь снять мокрые вещи, смыть соль и свалиться на какую-нибудь лежанку.
Но Ингирд сердцем разгадал главное: если бы она не думала о нём, то никогда не сказала бы про утро, не дала бы никакой надежды. И раз не всё ещё потеряно окончательно, он сумеет вернуть то, без чего его жизнь сразу оказалась пустой и пресной.
– Я хочу, чтобы ты взяла у меня одну вещь. – Стоявший у окна мужчина перестал изучать звёзды и повернулся к вышедшей из купальни подруге.
– Какую именно? – На ходу расчёсывая короткие, до лопаток, волосы, Апраксия прошла к низкой лежанке и утомлённо опустилась на подушки.
– Вот эту. – Он в три шага пересёк комнату и сел рядом, протягивая на ладони потемневший от времени костяной браслет.
– Зарон… – Апи растерялась лишь на мгновение, потом поджала губы и уставилась на напарника строгим взглядом, – но в таком случае я должна задать тебе несколько вопросов…
– Зачем? – Оборотень смотрел чуть насмешливо. – Чего такого ты ещё обо мне не знаешь?
– Но я не про тебя… – попыталась пояснить она, и Зарон ухмыльнулся ещё шире.
– А я про тебя тем более всё знаю. Бери и не смотри так… а все остальные вопросы решим потом… нам некуда торопиться.
– Но ты же знаешь, что маги… – предприняла Апраксия последнюю попытку сохранить свою свободу.
Вернее, видимость свободы, душой она уже успела за несколько дней прикипеть к этому оборотню, потому и потребовала, чтобы титул дали ему: магам неплохо живётся и без титулов.
– Апи, мне нет никакого дела до магов и их правил. Я хочу, чтобы ты взяла мой браслет, – медленно и чётко повторил он, – сейчас и сама.
– Ну, хорошо. – Женщина хмуро вздохнула и сдалась, впервые в жизни принимая решение, не обдумав предварительно все детали и тонкости последствий своего поступка и не разложив их по воображаемым полочкам в строгом порядке. – Давай.
Почему-то жила в душе магини уверенность, что никогда после Апраксия не пожалеет о сделанном шаге. Не станет клясть себя за то, что так быстро и безоговорочно уступает сейчас его внезапному требованию. Да и не могла не признаться самой себе, что лелеяла в душе затаённую надежду на нечто подобное. Только не ожидала, что он примет это решение так скоро. Хотя могла бы предвидеть, учитывая решительность, с какой он предложил себя в первый же час знакомства.
Апраксия бережно взяла из его руки традиционный браслет оборотней, надела на запястье и протянула руку Зарону, чтобы застегнул и сказал положенную клятву. И обомлела, рассмотрев, что он держит на ладони второй.
– А этот я надену себе, – обыденным голосом сообщил Зарон, немедленно исполняя свою «угрозу». Затем без промедления цапнул нервно вздрогнувшее запястье магини и защёлкнул на нём браслет. – Беру тебя матерью моих детей.
– О пресветлые духи, – ахнула Апраксия, только теперь сообразив, что он женится на ней по закону оборотней, – Зарон!
– Сто двадцать лет, как Зарон, – лукаво ухмыльнулся он, держа перед ней на весу свою руку, – застегивай!
– Но ты говорил, что тебе не больше семидесяти! – возмущённо припомнила магиня, уже взявшись пальчиками за застёжку, однако ещё не сделав последнего движения.
– Я поднимал себе цену, – беззаботно признался оборотень, насмешливо изучая её лицо, – мне хорошо известно, что чистокровные женщины любят молодых мужчин.
– Жулик, – прикусила губу Апраксия, пытаясь не рассмеяться, – по человеческим меркам он выглядел не более чем на тридцать, – ну, хорошо… Беру тебя отцом своих детей.
И она защёлкнула застёжку.
– Я планирую не меньше четырёх, – мгновенно сграбастав её в объятия, объявил Зарон деловито, – но, если ты захочешь больше, я не против.
– Сколько?! – ошеломлённо выдохнула Апраксия. – Да ты с ума сошёл…
– Ничуть. Замок у нас есть, угодья тоже… а всё остальное они и сами себе заработают… думаю, к весеню первенца как раз угадаем, – отбрасывая рубашку, пробормотал оборотень.
И больше не дал ей сказать ни слова.
– Брысь! – Кандирд сбросил надоедливо мяукающего над ухом котёнка с подушки, оглянулся на Илли и обнаружил, что жена уже не сопит уютно у него под боком, а зевая, сидит в подушках. – Это я тебя разбудил?
– Нет, он, – засмеялась Илли, рассмотрела кровожадность во взгляде мужа, озиравшегося явно в поисках предмета, каким можно швырнуть в назойливое животное, и торопливо добавила: – Но он не сам. Его отправили нас будить… И я отлично выспалась и отдохнула.
– Кто отправил? – недовольно буркнул принц, уже догадываясь, кому такое под силу, и мечтая о том замечательном дне, когда будут пойманы все колдуны, отпразднованы все юбилеи и они окажутся в своём дворце.
Он прикажет никому не разговаривать и не ходить до обеда и выгнать из дворца всех кошек. Ну, или хотя бы со второго этажа.
– Мама, конечно. – Илли нежно его поцеловала и рыбкой выскользнула из рук. – Я чувствую, что они все уже поднялись. Нужно уходить отсюда, у Апраксии в стазисе ещё сестра-дриада сидит. Она, конечно, ничего там не чувствует, но нехорошо так обращаться с дриадами.
– Какая сестра? – не понял Кандирд. – Та новенькая, что вчера была с вами?
– Там две было, но вторая, молоденькая совсем, как-то странно себя повела, а разбираться было некогда. Не знаю уж, что он ей делал, чем так испугал, но лечить придётся всем вместе.
– Могу представить… – Принц и на самом деле представил и скрипнул зубами.
– Не думаю, – нежно погладила его по плечу Илли. – Вот этим дриады отличаются от обычных женщин. Над нами нельзя издеваться, невозможно причинить телесную боль и нельзя взять в постель. Зато душа у нас самое слабое и ранимое место… и вот её можно искалечить. Ты идёшь или ещё немного вздремнёшь?
– Иду, – рассудительно произнёс принц, – раз решили разбудить тебя, значит, и все остальные уже поднялись.