Решив, что все-таки нужно чего-нибудь съесть, я разогрел лазанью, уселся за кухонный стол и приступил к ужину. Внутри лазанья осталась холодной, но я не стал разогревать ее еще раз. Лазанья являлась одним из коронных блюд Шейлы, и если бы меня не мучили различные мысли, я смог бы насладиться ею даже неразогретой. Когда Шейла готовила ее в своей коричневато-оранжевой форме — она называла ее хурмой, — нам всегда хватало на два или даже три дня. Значит, у нас еще пару вечеров будет лазанья. Может, даже останется для субботнего ленча. Меня это устраивало.
Я съел меньше половины, остальное обернул пленкой и поставил в холодильник. Когда я заглянул в комнату дочери, свет там был включен, а Келли лежала под одеялом и читала книжку «Дневник слабака». [4]
— Солнышко, выключи свет.
— Мама дома? — спросила она.
— Нет.
— Мне нужно с ней поговорить.
— О чем?
— Ни о чем.
Я кивнул. Когда Келли что-то волновало, она обычно делилась этим с матерью. Хотя ей исполнилось только восемь, она уже задавала вопросы о мальчиках, о любви и о тех изменениях, которые должны произойти с ней через несколько лет. А в этих темах, признаюсь, я был не особенно силен.
— Не сердись, — сказала она.
— Я и не сержусь.
— Кое о чем мне проще говорить с мамой. Но я люблю вас обоих. Одинаково.
— Рад слышать.
— Я не смогу уснуть, пока она не вернется.
Теперь нас было двое.
— Положи головку на подушку. Рано или поздно обязательно заснешь.
— Не могу.
— Погаси свет и попробуй.
Келли протянула руку и выключила лампу. Я поцеловал ее в лоб и, уходя, осторожно закрыл за собой дверь.
Прошел еще час. Я звонил Шейле раз шесть. Бродил из кабинета на кухню и обратно. И всегда останавливался около входной двери и выглядывал на подъездную дорожку.
В начале двенадцатого я попытался позвонить ее подруге Энн Слокум. Сначала долго шли гудки, затем кто-то снял трубку и тут же положил ее. Вероятно, это был Даррен — муж Энн. Вполне в его духе. К тому же я звонил очень поздно.
Потом позвонил Белинде — еще одной подруге Шейлы. Когда-то они вместе работали в библиотеке и продолжали тесно общаться до сих пор. Теперь Белинда — агент по недвижимости. Не самое удачное время, чтобы заниматься подобной деятельностью. В наши дни все больше людей желали продать дом, а вовсе не купить. Несмотря на непредсказуемое рабочее расписание Белинды, Шейла умудрялась каждые две недели встречаться с ней во время ленча. Иногда к ним присоединялась Энн, а бывало, что они проводили время вдвоем.
Трубку снял ее муж Джордж.
— Алло, — сонным голосом произнес он.
— Джордж, это Глен Гарбер, извини за поздний звонок.
— Глен, Боже, сколько сейчас времени?
— Поздно, я знаю. Можно поговорить с Белиндой?
Я услышал приглушенное бормотание, затем — какое-то движение, и наконец в трубке раздался голос Белинды:
— Глен, все в порядке?
— Шейла сильно задерживается на своих курсах и не отвечает по мобильному. Она тебе не звонила?
— Что? О чем ты? Повтори? — В голосе Белинды послышалось нешуточное беспокойство.
— Шейла тебе не звонила? Обычно к этому времени она уже дома.
— Нет. Когда ты в последний раз говорил с ней?
— Сегодня утром. Ты знаешь Салли, которая у нас работает?
— Да.
— У нее умер отец, и я позвонил Шейле, чтобы сказать ей об этом.
— Значит, весь день с тех пор ты с ней не разговаривал? — напряженным тоном спросила Белинда. Это был не упрек, а нечто совсем иное.
— Послушай, я звоню не для того, чтобы тебя огорчить. Просто хотел выяснить, не общалась ли ты с ней сегодня.
— Нет. Глен, прошу тебя, скажи Шейле, чтобы она перезвонила мне, как только вернется, хорошо? Ты меня сильно встревожил, и я хочу знать, что у нее все в порядке.
— Я ей передам. Скажи Джорджу: я сожалею, что разбудил вас.
— Только обязательно попроси ее позвонить.
— Обещаю.
Положив трубку, я поднялся наверх, остановился у двери в комнату Келли и чуть-чуть приоткрыл ее.
— Ты уснула? — спросил я, заглядывая к дочери.
Из темноты послышался оживленный голос:
— Нет.
— Надень что-нибудь. Я еду искать маму и не могу оставить тебя одну.
Келли включила лампу возле кровати. Я опасался, как бы дочь не начала спорить, уверять, что она достаточно большая, чтобы оставаться дома одной, но вместо этого она спросила:
— Что случилось?
— Не знаю. Может, и ничего. Думаю, твоя мама пьет где-нибудь кофе и не слышит свой телефон. Но возможно, у нее лопнуло колесо или произошло нечто подобное. Я хочу проверить дорогу, по которой она обычно ездит.
— Хорошо, — произнесла Келли и опустила ноги на пол. Она не казалась встревоженной. Но ее ждало новое приключение. Келли натянула первые попавшиеся джинсы поверх пижамы. — Две секунды.
Я сбежал вниз и взял пальто, убедился, что захватил сотовый. Келли запрыгнула в мой пикап и пристегнулась.
— Что, теперь у мамы будут неприятности? — спросил я, обернулся и включил зажигание. — Мы посадим ее под домашний арест?
— Ну конечно! — хихикнула Келли.
Когда мы свернули с подъездной дорожки на улицу, я осведомился у дочери:
— Мама не говорила тебе о том, что она будет сегодня делать? Вероятно, собиралась поехать к бабушке, а потом передумала? Она ни о чем таком не упоминала?
Келли нахмурилась.
— Вряд ли. Может, она заехала в аптеку?
Аптека находилась как раз за углом.
— С чего ты взяла, что она собиралась туда?
— Однажды я слышала, как она говорила с кем-то по телефону, будто нужно заплатить за что-то.
— За что?
— За лекарства.
Мне показалось это полной бессмыслицей, и я тут же забыл о словах дочери.
Через пять минут Келли задремала, склонив голову на плечо. Я подумал, что заработаю себе растяжение шеи, если попробую продержаться в такой позе более минуты.
Мы поехали по Скулхаус-роуд и свернули на восток. Это был кратчайший путь между Милфордом и Бриджпортом, особенно ночью, и, вероятнее всего, Шейла ехала именно так. Я смотрел на встречную полосу, ожидая увидеть припаркованный на обочине «субару».