В школе в нее, разумеется, влюблялись – так, очкастый Ванечка Ларин, одноклассник Таниного братца Никиты, и без того чудак изрядный, в ее присутствии настолько дурел и млел, что становилось за него неловко. Однако эти материи ее в ту пору, как говорили тогда, «абсолютно не колыхали».
А потом появился Генерал – Володька Генералов, молодой рецидивист, сколотивший из местной малолетней шпаны шайку-лейку, промышлявшую гоп-стопом и мелкими кражами. Знакомство началось с того, что Генераловы орлы пожелали лишить ее маминых золотых часиков, а итогом этого томного вечера стало торжественное возвращение этих самых часиков, провожание до подъезда, невинный поцелуй и приглашение в кино. Пятнадцатилетнюю Таню влекло к Генералу не на шутку – однако совсем не так, как женщину может влечь к мужчине. Перспективу физической близости с этим человеком она воспринимала скорее как неизбежную плату за вход в его мир, заманчивый и опасный. И ее внутреннее нежелание, ничем не выказанное явно, словно наложило на Генерала заклятие: с ней и только с ней, с единственной по-настоящему любимой женщиной, у него не получалось ничего и никогда. Он злился на себя, даже, как она узнала потом, тайком от нее бегал к врачу-специалисту, потом смирился и даже решил для себя, что так будет лучше: как-то западло совокупляться с той, которую сам же возвел на пьедестал.
Танина мечта порулить пиратским кораблем осуществилась в полной мере. Начав с малого, она потихоньку подстроила всю Володькину кодлу под себя, да и самого его сделала «торпедой», при этом ни словом, ни взглядом, ни жестом не оспаривая его безоговорочного лидерства. Благодаря искрометной Таниной изобретательности трудовая деятельность банды вышла на принципиально иной уровень: угон милицейской «Волги» с последующей подменой ее на частную; виртуозное ограбление комиссионного магазина; просчитанный до мелочей обнос богатейшей «торговой» квартирки. На этом обносе, собственно, вся команда и засыпалась из-за нелепейшей случайности.
Выпали бы нашей Тане и дорога дальняя, и казенный дом, если бы не возник на ее горизонте, с подачи маминого дружка-адвоката, Вадим Ахметович Шеров. Человек солидный, влиятельный, а главное – очень нужный другим людям, еще более солидным и влиятельным. Человек-загадка, неопределенного возраста (от старообразных тридцати пяти до идеально сохранных шестидесяти), непонятной национальности и невнятного, при практически неограниченных возможностях, статуса. Таня была оформлена секретарем-референтом в областном управлении культуры, но даже понятия не имела, где расположено это почтенное учреждение, поскольку по факту трудилась (совмещая с учебой в университете) своего рода администратором пригородной резиденции Шерова, отвечая за комфортное пребывание многочисленных и разношерстных «гостей»: экскурсии, билеты, рестораны, случалось и девочек подыскивать для вечерне-ночных увеселений. Оное последнее радости не доставляло – но не себя же предлагать, хотя гости, разумеется, были бы только рады, на что неоднократно и намекали, правда, предельно осторожно, поскольку опасались гнева Вадима Ахметовича: отчего-то все считали ее любовницей шефа. Таня, понятно, не предпринимала никаких усилий, чтобы это заблуждение развеять.
Впрочем, заблуждение ли? С первого же дня их общение изобиловало многослойными эротическими подтекстами, время же от времени Шеров и вовсе втягивал Таню в затейливые ролевые игры с густым налетом психологического садомазо. До секса как такового, впрочем, не доходило, да и вряд ли могло дойти: Вадим Ахметович принадлежал к тому типу мужчин-жрецов, чья половая энергия безвозвратно сублимировалась в служение своему богу – обнаруживающему явное родовое сходство с Таниным незримым покровителем.
В том, что бог этот требует жертв – и жертв кровавых! – Таня скоро убедилась на личном опыте. Но лишь много лет спустя увязала этот жуткий эпизод с происшедшим за день до этого разговором с Шеровым. Тогда она сказала шефу, что скоро уйдет от него, поскольку твердо вознамерилась выйти замуж и посвятить себя семейной жизни. Шеф деликатно расспросил Таню о ее избраннике, выбор одобрил, обещал подумать – а наутро она получила задание встретиться с одним из шеровских контрагентов, авторитетным грузинским товарищем по имени Афто. Тане и в голову не пришло, что по замыслу Вадима Ахметовича в роли шашлыка предстояло выступить самому Афто. Привезла гостя, как было велено, в назначенное место – и оказалась повязанной кровью…
Сейчас, задним числом, весь тот отрезок жизни, что связан был с Павлом Черновым, Большим Братом, громадным, как медведь гризли, твердым и чистым, как тот алмаз, что он подарил ей в день взаимных признаний, воспринимался как некий сбой программы, отклонение от предначертанного курса.
В то утро, когда она пришла в себя, опоенная и изнасилованная собственным единоутробным братцем, ей казалось, что ничего более страшного в ее жизни случиться уже не может. Но спустя всего неделю, после полуподпольной, а потому дорогущей гименопластики, она узнала, что Павел, ее Павел, чудом выжил в страшной автокатастрофе; тут же устремилась к нему, пролетев полстраны, только чтобы узнать, что этот олух без памяти влюбился в приставленную к нему медсестру и даже успел сделать ей предложение. Сейчас, в свои зрелые двадцать шесть, Татьяна понимала: подобное поведение ее избранника недвусмысленно указывало на то, что не получится из Павла правильного спутника жизни, и надо было тихо уступить его той хитрожопой медичке-лисичке. Но тогда… тогда для нее мир обрушился, и единственным избавлением от страданий виделась мгновенная смерть. Впрочем, Таня быстро взяла себя в руки – и в бою за руку и сердце любимого одержала безоговорочную победу за явным преимуществом, так что бедная соперница не успела даже понять, откуда, собственно, обрушился на нее нокаутирующий удар. И – что несравненно важнее! – сам «предмет» тоже ничего не понял, искал причину столь стремительного краха своего романа с любимой Варенькой в чем угодно, только не в действиях любимой Танечки.
Свадьба была роскошной, первая брачная ночь… так себе, особенно если учесть, что некоторую часть этой ночи новобрачная провела в глубоком обмороке, вызванном болевым шоком от чрезмерно бурной дефлорации. Повторной. Следующие разы были несколько приятнее, но… В общем, личный опыт привел Татьяну к убеждению, что секс – самая завышенная величина на шкале человеческих ценностей. Один голый человек лежит на другом голом человеке, оба пыхтят, потеют, стонут, причиняют друг другу массу неудобств. Трение, жар, немного смазки. Поршень гуляет в цилиндре. Туда-сюда, туда-сюда, чух-чух, наш паровоз, вперед лети, в ложбине остановка… Ка-айф!
Нетушки, спасибо. Есть и другие источники наслаждения – от доброй пробежки свежим утром до рюмочки холодной водки под молочного поросеночка… Не говоря уже о наслаждении риском, преодолением, трудной победой…
К тому же эта нелепая постельная гимнастика породила на свет ее личную катастрофу по имени Анна, Нюта, Нюточка. Доченька, в которой так определенно угадывалась копия матери – но копия зеркальная, с обратным знаком. Всей душой, всем сердцем, всем естеством своим стремилась Татьяна полюбить этого маленького человечка, но, подобно тому, как частицы с противоположными зарядами взаимоуничтожаются, попав в силовое поле друг друга, так, оказавшись рядом, и мать, и дочь начинали умирать, причем не метафорически, а вполне буквально – с химическими ожогами, остановкой дыхания, комой и реанимацией… Медицина была бессильна – впрочем, иного ждать не приходилось, поскольку дело тут было совсем не медицинского свойства…