– Неужели одни немцы? – опять воскликнула впечатлительная девушка.
Экскурсовод посмотрел на нее долгим, каким-то непонятным взглядом и спокойно ответил:
– Ну почему же? Вот там, – он махнул рукой куда-то вправо, – усадьба Гильо, не очень большая, правда. Впрочем, она уже откуплена какой-то московской дамой. И вот все они съезжались друг к другу на именины и рождения, тем самым продолжая ткать тонкое кружево уникального быта, становившегося все прозрачней, все ненадежней и, наконец, порвавшегося в клочья таким же осенним ноябрьским днем. К счастью, они очень любили фотографироваться… Пройдемте вниз.
В маленькой комнате второго этажа было душно от фотографий и бабочек. Девушка чувствовала, как после бескрайней панорамы наверху у нее кружится голова, и все тонкие одухотворенные лица сливаются в одно светлое пятно. Она решила потихоньку, никому не мешая, выйти на хоры, где было прохладней, но уже у самых дверей вдруг замерла, будто в спину ей уперся чей-то внимательный и требовательный взгляд. Она растерянно обернулась, но экскурсовод продолжал оживленно жестикулировать в другом конце комнаты, и вся группа слушала его, стоя к ней спиной. Но магия взгляда не исчезала. Девушка, как слепая, сделала несколько неуверенных шагов назад и невольно подошла к темной фотографии.
Огромная собака, похожая на дога, но с вислыми ушами и белым крестом на груди, сидела перед женщиной с милым, но растерянным и даже несколько испуганным лицом. Но на девушку смотрела не она, а собака, и в карих ее глазах была насмешка и бездна.
Оредежь начинала свой новый годовой круговорот.