Ничего не понимая, она смотрела, как ручейки слез набирали силу в широко распахнувшихся глазах подруги, струились по щекам, по подбородку.

– Я не хотела…

Плечи ее сотрясались.

– Да брось ты. Не ты ж ему на руку кислотой плеснула!

Аленка беспомощно взглянула на Антона Адамовича. Отец положил тяжелую руку на плечо дочери. Легко сжал – мол, держись. Надя подняла на него полные отчаянья глаза. Отец улыбнулся ей, но улыбка получилась вымученная.

– Мирный атом – в мирное русло, – вдруг сказал Скавронский.

Каждая из девчонок поняла его слова по-своему.

– С тобой такое было? – теребила потом Антона дочь.

– Эй! Полегче, не напирай! Я же не знаю, что у вас произошло. Могу только догадываться.

– Значит, с тобой такое было?

– Было – не было… Я же не знаю, о чем речь… – Он видел, как становятся темными, мутными от безысходных внутренних поисков ее глаза. – Знаешь, как твоя бабка подписывала свои склянки, мешочки с травами?

– Как? – Она не понимала, к чему он клонит, но верила, что этим он ей все и объяснит.

– «Гифт». Пользовала людей настоями, порошками, по крупице, по капле. А надпись на ее пузырьках каждый читал по-своему. Одни считали, что это лекарство от фрау Гифт, другие переводили с немецкого и ставили подальше, потому что «гифт» – это «яд».

– Но ведь ты говорил, что фамилия вовсе не немецкая…

– Вот именно. И на языке твоего прадеда она означает «дар», «подарок».

Надежда еще долго после этого искала в самой себе отгадку: как такое могло получиться? Почему обжегся именно Бахтишка, кому она только добра и желала? Неужели из-за размолвки в подъезде? Может, из нее вырвалась злость и она не умеет контролировать собственных эмоций? Неужто в ней живет такая страшная злоба? Как она до сих пор не замечала в себе этой лютости? Значит, она очень, очень плохая, раз может такое сотворить? «Ничего себе подарок», – с ужасом думала она и снова, и снова возвращалась памятью в тот день. И рефреном звучал в ушах хохот старухи. Теперь он казался ей зловещим, пугающим. «Напрасно я к ней пошла», – решила она, и будто черная кошка, пробежавшая между ней и Бахой, прошмыгнула своим хвостом и перед домом бабы Ани.

(2)

До своего шестнадцатилетия Надежда и не вспоминала об этой истории, а может, старалась не думать. В день рождения полил грустный, плаксивый дождь. К обеду вдруг зачастил. Небо сгрудилось черной тучей, потяжелело, как весной, и наконец опрокинулось на город самой настоящей грозой.

– Как по заказу, Надюха! – обрадовалась мама. – Добрый, весенний, ноябрьский гром, – сделала она ударение на каждом слове. – Не заказывала?

В доме пахло мамиными пирогами, царила суета, накрыли на стол.

– Ой, Антошенька! А шампанское? – спохватилась Наталья Даниловна.

– Я мигом сгоняю! – Надежду переполняло ощущение праздника.

– Погоди, – остановил отец. Оглянулся на Наталью, заговорщицки спросил: – Может, сейчас?

Наташа кивнула ему и, оглянувшись на дочь, поинтересовалась:

– Чего бы сама хотела?

– Собаку…

– Ну, извини! – всплеснула руками мама.

– Это ты меня извини.

Родители ушли в спальню, плотно закрыли дверь. Надя слышала, как они о чем-то переговариваются, но ни слова не могла разобрать. Сев на краешек дивана, она стала ждать. Интересно, что ей подарят сейчас? Она чувствовала, что подарок будет значительным. Закрыла глаза, чтобы не увидеть его раньше времени, чтобы испытать большее удовольствие от приятного сюрприза.

– Ну, открывай глаза! Не знаю, впору ли будет.

Отец раскрыл бархатную коробочку, обитую внутри атласом. Надюшка задохнулась.

Отцовское обручальное кольцо и такая же серьга в форме полумесяца. Сколько раз она тайком заглядывалась на этот комплект. Знала, насколько это дорого родителям.

– Ну! – пробасил Антон. – На какой палец?..

Она уже много раз потихоньку примеряла это кольцо. Поэтому безошибочно вытянула указательный палец. Отец все понял, расхохотался, потрепал ее за щеку.

Совершенно счастливая, под раскаты грома она побежала за шампанским. Промокла насквозь под проливным дождем, с длинной косы стекали струи. На плаще образовалось темное пятно, да еще так неприлично, прямо на попе. Оглядывая себя в витрине магазина, Надежда заметила рядом темную фигуру.

– Здравствуй, баб Ань!

– И тебе, милая. Чего как мокрая курица? – Глаза старухи лукаво прищурились.

– Да ты ж сама не по суху ходишь, – в тон ей ответила девушка.

– Ну, я еще пупырями не покрылась, а у тебя вон с носу стекает. Или не разглядела? – Анна хитро прищурилась, приглядываясь к Наде поближе. – Сопля это, что ли?

Надька свела глаза к переносице, в этот момент тяжелая капля обрушилась с листа чинара на самый кончик носа. Старуха ухмыльнулась, обнажив белые зубы. Надюшка провела ладошкой по носу, подняла взгляд на дерево. Листья были грязными, еще плохо умытыми после пыльного лета.

– Измазалась? – словно заглядывая в зеркало, спросила бабку Надя.

– Куда уж чище. Дождиком вон как окатило. – Но зоркий взгляд старухи скользил по перстню: – Знатная вещь. Парная, должно быть?

– Как узнала? – Надя сразу вспомнила, что со старой Анной ничему удивляться не приходится. – Еще серьга к ней.

– Одна? А почему не в ухе?

– Не проколото еще.

– А ты зайди, организуем. – Старуха расплылась в улыбке. – Да и мой подарок тебя дожидается.

– Да не надо было… Но зайду… Спасибо!

Надежде стало неловко за свои нелепые мысли об этой женщине. «Она помнит дату моего рожденья…» Горячая волна благодарности смыла всю накипь давних страхов, сомнений. Надя смотрела вслед медленно удаляющейся, опираясь на палку, старухе. Кто она? Откуда? Почему никогда о себе не рассказывала? «А разве я спрашивала?» – вдруг подумала девушка, и ей так захотелось узнать все ответы на свои вопросы, что она чуть не забыла о празднике и приглашенных к застолью…

– Ой, подсушиться надо! – запричитала мама. – Люди придут, а ты и не готова.

Ее пальцы застревали в длинных волосах дочери, путались, расплетая косу. Ласково урчал фен. Надюха шалила, окатывая мать теплой струей воздуха.

– Не хулигань!

– Ну чего ты такая серьезная?

В самый разгар застолья, когда Саня Жуков травил свои медицинские байки, в дверь позвонили. Антон с Натальей вскинулись, заторопились к двери. Кто бы это мог быть? Надежда больше никого не ждала, и такая прыть родителей ее несколько сбила с толку. Она осталась за столом, внутренне поторапливая Саню. Держал он себя в этой компании за старшего. В отличие от Аленки с Надеждой, еще не решивших, куда они будут поступать после школы, он уже был студентом мединститута. Его новая жизнь наполнилась чувством собственной значимости и впечатлениями, вынесенными из анатомического зала. Поросшие мхом студенческие шуточки сыпались из него, как из рога изобилия. Аленка застывала с куском колбасы, оглядываясь на него, как бы не подсластил пищу очередной порцией формалина и расчлененных трупов. Но дружный хохот выводил ее из оцепенения, она вгрызалась в кусок и снова давилась страшными историями.