— О! — Медсестра чуть не грохнулась в обморок. — Это неслыханно! Вы привели с собой в палату этого грязного пса и все время прятали его здесь! Это вопиющее нарушение наших правил….
— Да наплюйте вы хоть раз на эти правила! — прошипел Нил. — Вы что, не видите, человек умирает…
— Но антисанитария!
— Черт побери, вот вам на дезинфекцию!
Нил, не глядя, выгреб из кошелька несколько купюр, сунул медсестре, оторопевшей от такого напора.
Жажа лизала впавшие щеки Филиппа, заострившийся нос. Его тощие пальцы перебирали ее густую, серую от грязи, белую шерстку. Потом рука его дернулась, замерла на мгновение, бессильно упала на одеяло.
Жажа тихо завыла.
— Все кончено, — тихо сказал адвокат. — Пойдемте, мсье Баренцев, и заберите вашего пса…
Куча тряпья, среди которой Нил узнал бывший свой шарф, горсть мелочи, рваная пятидесятифранковая купюра, да обшарпанная плоская жестяная коробочка с двумя старыми фотографиями — вот и все, что осталось от старого клошара, единственной, если разобраться, родной души в этом чертовом чужеземье…
— Имущество покойного, — сказал администратор. — Можете забирать.
— Я возьму только фото, на память, — сказал Нил. — И еще, пожалуй, шарф.
— Насчет похорон вы не беспокойтесь, мсье, мы все возьмем на себя. Хорошее кладбище, в Малаков, недалеко от стадиона. Вы только оставьте адрес, по которому мы могли бы выслать счет…
В вестибюле Нил неожиданно для себя увидел адвоката Зискинда.
— Вы меня ждете? Но я думал… Ах да, конечно, ваш гонорар…
— Гонорар подождет, мсье Нил. Прежде надо отрегулировать еще один вопрос. Не знаю, как вы, а я чертовски голоден. Не заехать ли нам в «Амбассадор»?
— Знаете, честно говоря, я предпочел бы что-нибудь поскромнее. Знаете ли, забыл захватить из дома деньги…
— Пустое, друг мой, пустое. Я угощаю…
За устрицами и стейком-тартар, под отменное розовое бургундское, адвокат поведал Нилу любопытнейшую историю жизни своего покойного клиента, отнюдь не всегда бывшего старым клошаром.
Когда-то Филипп Корбо имел процветающий строительный бизнес, его специализацией были курортные отели, и он мотался по всему миру, редко бывая дома. Первая жена его умерла рано, со второй сразу не поладил единственный сын, ушел из дома, пристрастился к наркотикам и вскоре умер от гепатита в далеком Катманду. Жена завела себе любовника и открыто жила с ним, проматывая деньги, заработанные мужем, и он не мог ничего поделать — так был составлен брачный контракт. В конце концов, беды надломили Филиппа, он запил, послал к чертям и бизнес, и семью, и со временем опустился на самое дно. Но и жене его удача улыбалась недолго. По доверенности, полученной от Филиппа, она продала его предприятие за кругленькую сумму, но распорядиться деньгами так и не успела — отдыхая с любовником на горнолыжном курорте в Альпах, вместе с оным (не с курортом, с любовником) рухнула в пропасть при аварии на канатной дороге. Единственным ее наследником, согласно тому же брачному контракту, оставался Филипп, но разыскать его удалось лишь недавно, когда старик загремел в больницу, и данные о нем попали в компьютерную сеть. Все это время деньги висели на текущем счету, процентов не приносили, а только обесценивались, зато портфель ценных бумаг, собранный еще в бытность Филиппа активным бизнесменом, за последние десять лет подорожал раза в три, так что даже после вычета громадного налога на наследство и немалых затрат на все необходимые процедуры, получалась вполне пристойная сумма в пятьдесят два миллиона франков — больше восьми миллионов долларов. И сумма эта теперь всецело принадлежала Нилу…
На другой день окончательно решилась дальнейшая судьба Жажа. Доминик была несказанно обрадована подарку, она без устали тискала Жажа, подстриженную, завитую, благоухающую лучшим собачьим шампунем. От восторга она не находила слов и только повторяла:
— О, Нил… о, Нил… о, Жажа, моя маленькая, моя сладенькая Жажа… О, Нил, какой же ты все-таки чуткий, галантный мужчина! О, Жажа…
Благоразумно выждав минут десять, Нил все-таки сменил тему.
— Доминик, милая, а как насчет моей просьбы? Ты не забыла?
— О, дорогой, я, конечно же, ничего не забыла, я не могла забыть, в, твоем голосе звучало такое отчаяние! Я даже смирю свое любопытство и не стану выспрашивать, в чем тут дело… Ты останешься на ночь?
— Так когда я смогу повидаться с Элизабет Дальбер?
— Боже, какой нетерпеливый! Завтра в четырнадцать тридцать тебя ждут в комиссариате девятнадцатого округа, это у входа в парк Бют-Шомон, найдешь?!
— Найду.
— Выедешь утром, часиков в десять, и как раз успеешь… А теперь будь хорошим мальчиком и обними свою девочку…
Нил, даром что шестой год жил в царстве подлого чистогана, денежным фетишизмом так и не заразился. Поэтому, отдыхая после первой порции ласк, он честно и откровенно рассказал Доминик про свалившееся на его голову наследство и спросил, на какую долю она хотела бы рассчитывать — в конце концов, она взяла на себя всю заботу о Жажа, да и сам вряд ли без ее помощи довел бы дело до конца.
Очень хорошо, что он затеял этот разговор, когда они, лежа в постели, пили белое вино, а не, скажем, чай, потому что жидкость из стакана Доминик выплеснулась ему прямо в лицо.
— Негодяй! — воскликнула она и, вскочив, убежала в слезах.
Теряясь в догадках, Нил устремился вслед за ней.
Она лежала ничком поперек широкой софы в гостиной и заходилась в рыданиях.
Нил робко подсел рядом, тронул ее за плечо.
— Ну что ты, что ты, я не хотел…
Она сбросила его руку.
— Не смей прикасаться ко мне! Мерзавец! Предлагать мне деньги за любовь, как шлюхе! Как последней шлюхе!..
Этой ночью Нил превзошел себя, и под утро Доминик сменила гнев на милость:
— Так что ты там говорил про мою долю? Нет, лично мне от тебя ничего не надо, но надо же обеспечить будущее детишек…
Нил от удивления чуть сигарету не проглотил.
— Каких еще детишек? Ты мне ничего не говорила…
— Все-таки вы, мужчины, удивительно ненаблюдательный народ. Ты даже не заметил, что моя девочка, моя ненаглядная Жажулечка, ждет прибавления семейства.
Доминик схватила Жажа, нахально разлегшуюся между ними, и чмокнула в черный носик.
— Угу… — Нил дождался паузы в нежностях. — Ну что, Жажка, распутница этакая, опять нагуляла?
Ответом ему была ленивая собачья улыбка…
— Да, я что-то не вижу Жака, ты его отпустила в отпуск? — уже у машины вспомнил Нил.
— Ой, я же тебе не рассказала. После гибели Базиля. Он разбился на машине по дороге от нас в Париж. Говорят, отказали тормоза. Такое горе… Жак уволился сразу после этого трагического случая и уехал к племяннице в деревню. С тех пор ничего от него не было слышно. Вот, я совершенно одна осталась.