— А ведь именно для этого вы приехали в Москву.
Я кивнул. Закашлялся, мечтая о глотке горячего кофе. Попытался проглотить слюну, отсутствовавшую в пересохшем рту, и продолжил рассказ, изобиловавший малозаметными, но чрезвычайно опасными подводными камнями.
— С первого же момента Херрик пытался уговорить меня вернуться домой. Сначала словами, а потом попытался сбить фургоном для перевозки лошадей. Два террориста также взялись за дело. Я сижу здесь лишь потому, что мне повезло. Но когда они обнаружили — возможно, это случилось только вчера, — что заплатили огромные деньги за грошовые аптечные препараты, то страшно разозлились.
Я глубоко вздохнул, словно собирался нырнуть.
— Херрик велел им прийти в «Интурист» и наконец разделаться со мной.
Я думаю, он ожидал, что со мной разберутся, так сказать, механическим путем. Ну, скажем, разобьют голову. Но они принесли с собой склянку с «секретной» отравой. Возможно, все, что у них было. Неизвестно, что они предполагали сделать со мной, но они вылили почти всю банку на Херрика.
Генерал медленно открыл рот и, спохватившись, захлопнул его. Я без остановки продолжил:
— Со мной, кроме Херрика, было двое друзей. Нам удалось выгнать террористов. Именно поэтому у одного из них должно быть повреждено запястье, а у другого — лицо. Ну и, естественно, как и во всякой драке, они должны были получить какие-нибудь мелкие повреждения. Получив отпор, они сразу же убежали.
— Малкольм Херрик... мертв?
— Мы вызвали врача, — сообщил я. — Он решил, что Херрик умер от сердечной недостаточности. Если не будет проведено вскрытие и детальное исследование трупа, то действительную причину смерти обнаружить не удастся.
На бледном лице генерала появилась слабая тень улыбки. Он медленно потер ладонью подбородок и окинул меня оценивающим взглядом.
— Как вам удалось все это узнать? — спросил он.
— Я слушал.
— Русских? Или иностранцев?
— Все, кто разговаривал со мной, очень волновались, как бы террористы не навлекли позор на Россию во время Олимпийских игр.
— Вы говорите как дипломат, — заметил генерал. Он опять потер подбородок и спросил:
— А как насчет Алеши? Вы нашли его?
— Гм-м... — протянул я. — И Крамер, и Малкольм Херрик в агонии называли Алешу. Они оба знали, от чего умирают... Я думаю, что они еще раньше дали препарату какое-то имя... своего рода код, чтобы можно было более или менее открыто говорить о нем. Я не мог найти Алешу, поскольку такого человека нет. Это жидкость. Вернее, Алеша — это способ убийства.
Юрий Шулицкий отвез меня в «Интурист» и высадил у самого входа. Он возбужденно потряс мою левую руку, доброжелательно похлопал по плечу и укатил с таким видом, будто у него гора свалилась с плеч. Он был явно доволен тем, что генерал-майор, прощаясь, пожал ему руку. На обратной дороге Юрий резко остановил машину у обочины и выдернул ручной тормоз.
— Генерал сказал, что очень рад тому, что я уговорил его встретиться с вами, — заявил он. — Он сказал, что это было правильное решение.
— Прекрасно, — искренне ответил я.
— А теперь я выполняю условия сделки.
Я удивленно посмотрел на Шулицкого.
— Вы помогли моей стране. А я расскажу вам об Алеше.
— Расскажете мне?.. — Я был озадачен.
— Я говорил очень многим, что лорду Фаррингфорду приезд в Москву не будет сулить ничего хорошего. Его будет ждать Алеша, а Алеша не из числа хороших парней.
— Вы говорили очень многим... в Англии?
— Да. Мне рассказали, как Ганс Крамер умер, говоря об Алеше. Крамер сволочь, но он приятель лорда Фаррингфорда. Поэтому Фаррингфорду не стоит ездить в Москву. Я говорил такие вещи всем подряд. Алеша опасен, и если лорд Фаррингфорд приедет, то Алеша устроит ему неприятности.
Я изумленно помотал головой.
— Юрий, но почему? Почему вы не хотели, чтобы лорд Фаррингфорд приехал в Москву?
Шулицкий долго не мог решиться ответить. Эта пауза была самой длинной за все время нашего знакомства. Шесть раз, я подсчитал, он вздергивал и опускал губу. Закурил, сделал несколько глубоких затяжек. И наконец сознался в том, что изменил своей стране.
— Мне очень не нравилось... то, как мои товарищи собираются... так сказать, использовать лорда Фаррингфорда... Мне не нравилось то, что мы следим за ним... готовим для него грязную ловушку... Мне было стыдно за товарищей, которые делали это... было стыдно... за свою страну.
Стивен и Йен дожидались меня, сидя в вестибюле. Оба были очень мрачны.
— Мой Бог! — воскликнул Стивен, когда я появился перед ними. — Они отпустили его! — Его лицо сразу расцвело обычной радостью жизни. — А где наручники?
— Надо полагать, насчет них еще не решили.
В моем новом номере нельзя было свободно разговаривать. Поэтому мы просто расположились на диванчиках в дальнем конце вестибюля и умолкали, когда кто-нибудь подходил слишком близко.
— Что случилось? — спросил Йен.
— Повезло, только и всего. Я не думаю, чтобы они приветствовали терроризм в Москве, тем более поддерживали его. Вы знаете их обычаи. Как вы думаете, пойдут товарищи на то, чтобы скрыть убийство? Я их порядком ошарашил, рассказав, что Малкольм убит.
— Здесь это легче сделать, чем где бы то ни было, старина, — ответил Йен. — Если их больше устраивает версия, что он умер от сердечного приступа, то они будут придерживаться именно ее.
— Будем надеяться, что она их устроит, — заявил я.
— Знаете, — задумчиво сказал Янг, — Стивен рассказал мне обо всем, что вы написали прошлой ночью. Можете считать меня старой глупой курицей, не способной к двум прибавить два. Но, когда я сам попытался расследовать эту историю, у меня ничего не вышло.
— Все дело в том, — улыбнувшись, ответил я, — что я знал пароль.
— Алеша? — удивленно спросил Йен.
— Нет... Лошади.
— Братство жокеев, — иронически вставил Стивен. — Члены этого братства узнают друг друга по всему миру.
— Можете не иронизировать, — надулся я. — Так оно и есть.
— Я не могу понять только одного, — сказал Йен. На его спокойном невыразительном лице не было заметно никаких признаков вчерашних волнений.
— Почему вы были так уверены, что в самом центре событий находился Малкольм? Я хочу сказать, что с виду все это было случайным стечением обстоятельств... но вы твердо стояли на своем.
Я хмыкнул.
— Само по себе это ничего не значило... просто еще одна мелочь к общей куче. Это страница из его записной книжки, которую Юрий Шулицкий послал Кропоткину. Вы помните, как она выглядела? Вся изрисована закорючками. А при каких обстоятельствах большинство людей так ведет себя? Когда слушают или ждут. Скажем, когда ожидают ответа по телефону. Если помните, внизу страницы были какие-то буквы и цифры. «DЕР РЕТ 1855, К's С, 1950». Ладно... на первый взгляд они показались мне ничего не значащими, но вчера, пока мы катались по Москве, я подумал, что... Представьте себе, что Малкольм рисует закорючки, ожидая что-то с такими номерами. Затем мы проехали станцию метро, я подумал о поездах... и вся эта чертовщина неожиданно прояснилась.