— Я люблю тебя, — сказала Джилли. — Не веришь?
— Конечно, верю, — скромно ответил я. Она обняла меня.
— Хочешь, скажу тебе одну вещь?
— Что?
— Четыре по вертикали не «галлюцинация», а «галлюциноген».
Я расхохотался.
— Спасибо.
— Мне почему-то показалось, что тебе будет интересно.
Я поцеловал ее перед сном.
Джилли разбудила меня, как исправный будильник, ровно в пять часов утра. Она встала и, не приводя себя в порядок, сварила кофе. Распущенные каштановые волосы чуть спутались и в художественном беспорядке обрамляли нежный овал ее лица. Она всегда прекрасно выглядела по утрам. Помешивая сливки в чашке с крепким черным кофе, Джилли уселась напротив меня за кухонный стол.
— У тебя действительно неприятности? — спросила она как бы между прочим.
Я намазал хрустящий хлебец маслом и потянулся за медом.
— В некотором роде.
— Не хочешь говорить?
— Не могу, — коротко ответил я. — Потом.
— Голова у тебя, конечно, насквозь деревянная, — заметила она, — но тело такое же уязвимое, как у всех.
Я удивленно посмотрел на нее, перестав жевать. Она сморщила нос.
— Когда-то я считала тебя человеком загадочным, способным взволновать женскую душу.
— Спасибо.
— А сейчас ты волнуешь меня не больше, чем старые домашние тапочки.
— Как мило, — пробормотал я.
— Мне казалось, что ты волшебник, способный одним мановением руки избавить от банкротства кого угодно... а теперь выяснилось, что никакое это не волшебство, а самый обычный здравый смысл...
— Я ужасно скучный, — согласился я, запивая крошки хлебца остатками кофе.
— Я тебя знаю, как облупленного, — сказала она. — С головы до пят. Эти синяки... — Внезапно она задрожала, хотя в кухне было тепло.
— Джилли, — заявил я прокурорским тоном. — Ты страдаешь от интуиции. — И тем самым выдал себя с головой.
— Нет... от знания, — ответила она. — Побереги себя.
— Ну, конечно.
— Ведь если с тобой что-то случится, — серьезно объяснила она, — где еще я найду квартиру на первом этаже с таким удобным винным погребом?
Когда я вернулся в Ньюмаркет, с неба накрапывал мелкий дождь. Утро было холодным и мокрым, и в довершение ко всему у подъезда стоял белый «Мерседес».
За рулем сидел шофер в форме. Непреклонный молодой Алессандро расположился на заднем сиденье. Когда я остановил машину неподалеку, он, не дожидаясь, пока я заглушу мотор, выскочил из своего «Мерседеса».
— Где вы были? — требовательно спросил он, глядя на капот моего светло-серого «Дженсена».
— А вы? — в тон ответил я и нарвался на один из тех уничтожающих взглядов, по которым он был большим специалистом.
— Я приехал тренироваться, — свирепо заявил он.
— Это заметно.
На нем были сверкающие глянцем коричневые сапоги и прекрасно сшитые брюки для верховой езды, а также теплая непромокаемая куртка на «молнии» с капюшоном, из дорогого спортивного магазина, и бледно-желтые перчатки на шнуровке.
Он был скорее похож на рекламную картинку в «Кантри Лайф», чем на ученика, пришедшего работать в конюшни.
— Мне надо переодеться, — сказал я. — Начнем, как только я освобожусь.
— Хорошо.
Он опять забрался в машину, но в нетерпении из нее выскочил, как только я снова появился в манеже. Кивком головы я пригласил его следовать за собой и направился к Этти, на ходу обдумывая план предстоящего сражения.
Этти была в третьем деннике одной из конюшен и помогала низкорослому конюху седлать кобылу. Когда мы приблизились, она вышла и окинула Алессандро полным изумления взглядом.
— Этти, — сказал я, как бы ставя ее перед свершившимся фактом, — это — Алессандро Ривера. Он подписал контракт и с сегодняшнего дня начинает у нас работать. Какую лошадь мы ему дадим?
Этти откашлялась.
— Он — ученик?
— Да.
— Но у нас нет свободных вакансий, — запротестовала она.
— Он не будет обслуживать двух лошадей. Ему просто необходим опыт верховой езды. Она недоуменно на меня посмотрела.
— Каждый ученик обязан ухаживать за двумя лошадьми.
— Только не этот, — сухо ответил я. — Так кого мы ему дадим?
Этти перестала отвлекаться и углубилась в решение поставленной перед ней задачи.
— Разве что Индиго, — нерешительно сказала она. — Я его уже подседлала.
— Очень хорошо. — Я кивнул. Индиго был неноровистым десятилетним жеребцом, и Этти часто скакала на нем, обучая двухлеток. К тому же она любила сажать на Индиго новичков для обучения классу верховой езды. Я подавил в себе желание проучить Алессандро, дав ему по-настоящему дурноезжую лошадь: не хотелось рисковать дорогой частной собственностью.
— Мисс Крэйг — наш главный конюх, — сказал я Алессандро. — Вы будете выполнять все ее распоряжения.
Он бросил на нее мрачный взгляд, и Этти неуверенно улыбнулась.
— Я сам отведу его к Индиго и покажу конюшни.
— Вы сегодня поедете на Кукушонке-Подкидыше, мистер Нейл, — все еще неуверенно сообщила мне Этти. — Джок его подседлает.
Я показал Алессандро конюшни, инвентарную, столовую и повел его обратно в манеж мимо конторы.
— Я отказываюсь подчиняться женщине, — сказал он.
— Придется.
— Нет.
Тогда прощайте.
Но он не кинулся к своему «Мерседесу». Он шел, не отставая от меня ни на шаг, и зловеще молчал. Когда я открыл дверь в денник, соседний с тем, который недавно принадлежал Лунному Камню, подседланный Индиго терпеливо стоял и ждал, подогнув одну ногу и лениво оглядываясь вокруг.
Алессандро окинул его взглядом от морды до копыт и резко повернулся ко мне, не в силах сдержать свою ярость.
— Я не сяду на клячу. Я требую, чтобы мне дали Архангела.
— Не стоит затачивать карандаш резцом на станке, — ответил я.
— Я справлюсь с любым рысаком на свете. Я очень хорошо езжу верхом.
— Что ж, покажите себя на Индиго, и я дам вам лошадь получше.
Алессандро поджал губы. Я безразлично посмотрел на него, по опыту зная, как это успокаивает людей, горячащихся при торговых сделках, и через несколько мгновений мой взгляд на него подействовал. Он потупил глаза, пожал плечами, отвязал узду и вывел Индиго в манеж. С легкостью вскочив в седло, Алессандро сунул ноги в стремена и подобрал поводья. Движения его были точными и неторопливыми — похоже, он чувствовал себя в родной стихии. Не говоря ни слова, Алессандро пустил лошадь шагом, на ходу укорачивая стремена.