— Не могу знать, сэр, — упрямо повторил он. Его суровое лицо выражало явное неодобрение, и я невольно вспомнил одну из аксиом, которую проповедовал Рассел Арлетти: когда имеешь дело с журналистами и полицией, никогда не пытайся навязывать им своего мнения. И не шути: они ненавидят чужие шутки.
Я посмотрел на сержанта отсутствующим взглядом и спросил, нет ли у него с собой адреса и фамилии велосипедиста. После совсем недолгих колебаний он перелистнул страницу-другую своего блокнота и прочитал данные. Маргарет записала.
— А молодой женщины?
Он вновь принялся листать блокнот, затем осведомился, позволено ли ему будет снять свидетельские показания с мисс Крэйг, и, когда я ответил: «Естественно, сержант», прошел в манеж.
Этти окинула его с ног до головы оценивающим взглядом, после чего с каменным лицом стала отвечать на вопросы.
Я оставил их разбираться и вернулся в контору, желая закончить текущие дела и просмотреть документы вместе с Маргарет, которая предпочитала работать без перерыва на обед и уходить ровно в три часа, чтобы успеть забрать детей из школы.
— Не хватает нескольких бухгалтерских книг, — заметила она.
— Я просматривал их вчера вечером... Сейчас принесу.
В кабинете, обшитом дубовыми панелями, было тихо и пусто. «Интересно, — подумал я, — что скажет сержант, если я приведу его сюда и сообщу, что прошлой ночью два человека в масках напали и г меня, оглушили, принудили покинуть собственный дом, угрожали убить и усыпили перед тем, как привезти обратно?»
Я усмехнулся. Очень весело. Сержант всем своим видом покажет, какой я лжец, и его не в чем будет упрекнуть. Если бы не разбитый телефон и отвратительное самочувствие, я бы и сам решил, что события вчерашней ночи мне приснились.
Толстяк зря старался, пугая меня полицией. У сержанта это получилось куда более убедительно.
Когда я отдавал бухгалтерские книги Маргарет, Этти влетела в контору, вне себя от возмущения — Этот напыщенный индюк посмел...
— Часто происходят подобные инциденты? — спросил я.
— Конечно, нет, — с горячностью ответила Этти. — Лошади иногда вырываются на свободу, но все обходится без шума. Сказала же я этому старикашке на велосипеде, что мы с ним разберемся и внакладе он не останется. С чего ему вздумалось обращаться в полицию, ума не приложу.
— Зайду к нему сегодня вечером, — пообещал я.
— Прежний полисмен, сержант Чабб, — страстно заявила Этти, — сам бы все уладил. Он бы не стал шляться попусту для снятия свидетельских показаний. А этот — просто новичок. Его прислали к нам из Ипсвича, и вроде ему здесь не нравится. Не удивлюсь, если его только что повысили. Так и пыжится от сознания собственной важности.
— Нашивки совсем новые, — пробормотала Маргарет, соглашаясь.
— Мы всегда поддерживали хорошие отношения с полицией, — гневно сказала Этти. — Не понимаю, о чем они думали, взяв на службу человека, который абсолютно не разбирается в лошадях. — Выпустив в нас весь заряд энергии, она сделала несколько глубоких вдохов носом, пожала плечами и примирительно улыбнулась. — А, ладно... Бывает и хуже.
Глаза у нее были ярко-голубыми, а каштановые волосы завивались кудряшками. С возрастом лицо ее погрубело, но морщины его не тронули, оно только приобрело некоторые мужские черты, как лицо каждой одинокой женщины. Глядя на ее тонкие губы и мохнатые неухоженные брови, я всякий раз припоминал, что в молодости она была очень красива. Людям, мало ее знавшим, Этти казалась печальной, никому не нужной женщиной, но сама она считала, что нашла дело по душе и заполнила им всю свою жизнь.
Она вышла — на ней, как всегда, были сапоги и брюки для верховой езды, — и мы услышали, как, повысив голос, она принялась отчитывать подвернувшегося ей под руку бедолагу, совершившего какой-то проступок.
Роули Лодж не мог обойтись без Этти Крэйг. А вот Алессандро Ривера нужен был ему примерно как пуля в лоб.
Он появился далеко за полдень.
Я совершал вечерний обход, осматривая лошадей. Мы с Этти добрались уже до пятой конюшни, после чего оставалось обойти малый манеж и по противоположной его стороне двинуться к дому.
Один из наших пятнадцатилетних учеников неуверенно приблизился ко мне, когда мы вышли из очередного денника.
— К вам пришли, сэр.
— Кто?
— Не знаю, сэр.
— Владелец?
— Не знаю, сэр.
— Где он?
— У подъезда, сэр.
Я посмотрел поверх его головы. С другой стороны манежа, на площадке, посыпанной гравием, виднелся большой белый «Мерседес». Шофер в форме стоял у капота.
— Заканчивайте без меня, Этти, ладно? — сказал я.
Чтобы выйти к подъезду, мне пришлось пересечь манеж. Шофер стоял, скрестив руки на груди и поджав губы, явно давая понять, что он — противник панибратства. Я остановился в нескольких шагах от машины и заглянул внутрь.
Задняя дверь, ближняя ко мне, открылась, и из нее высунулся черный полуботинок небольшого размера, а за ним — нога в темной брючине. Потом появился хозяин ботинка и брюк.
Ошибиться было невозможно, хотя сходство с отцом начиналось и заканчивалось диктаторским крючковатым носом и немигающим взглядом черных глаз. Сын был меньше ростом и выглядел самым настоящим дохлятиком. Его густые черные волосы завивались с боков, а изжелта-бледная, болезненная кожа лица, казалось, давно уже не видела солнца.
Помимо всего прочего, в нем угадывалось возрастное беспокойство полового созревания — он так решительно выставил вперед нижнюю челюсть, что послужил бы прекрасной рекламой при распродаже мышеловок.
Может, ему и исполнилось восемнадцать, но, во всяком случае, прошло много-много лет с тех пор, как он был ребенком.
Я почему-то подумал, что у них с отцом одинаковый голос — четкий, без акцента, со старательным выговором.
Я оказался прав.
— Меня зовут Ривера, — заявил он. — Алессандро.
— Добрый вечер, — сказал я, стараясь говорить вежливо, спокойно и безразлично. Он моргнул.
— Ривера, — повторил он. — Меня зовут Ривера.
— Да, — согласился я. — Добрый вечер. — Глаза его сузились, и он посмотрел на меня более внимательно. Если он думал, что я буду перед ним пресмыкаться, то его ждало горькое разочарование. И, видимо, он это почувствовал, потому что на его лице появилось слегка удивленное и довольно надменное выражение.
— Насколько я понял, вы хотите стать жокеем, — сказал я.
— Так будет.
Я одобрительно кивнул головой.
— Чтобы добиться успеха, надо сильно к нему стремиться. — Голос мой звучал снисходительно.
Он мгновенно оценил обстановку, и она пришлась ему не по вкусу. «Здорово», — подумал я. Хотя, с другой стороны, мне ничего не оставалось, кроме таких вот булавочных уколов, иначе не назовешь, и на его месте я воспринимал бы их как верный признак моей капитуляции.