Ухватил ее за плечи, зафиксировал на месте, спросил:
— Куда такая гонка?
— К вам, — ответила Лиза, — мне сказали, чтоб я — мухой… Чтоб письмо скорей передать…
Она протянула Пастуху тетрадный в клеточку листок, отменно сложенный старозаветным почтовым «треугольником».
— От кого это? — удивился Пастух. — Никак от прекрасной дамы…
— Нет, — категорически и даже с неким надрывом в голосе сказала Лиза. — Это от этого… ну, который белый совсем… в том вагоне едет… ну, с парнями своими…
Слим, понял Пастух. С чего бы это он в переписку вступил?..
Развернул «треугольник», прочел неаккуратно, неровно печатными кривыми буквами написанное под ход вагона: «Через десять минут встречаемся в купе начальника поезда. Без оружия и без сопровождающих. Не бойся. Пора потолковать».
— Когда он тебе эту хрень передал? — спросил Лизу.
— Ну, только что. Минуты три назад. Сказал, чтоб бегом…
Семь минут остается до встречи, ну, шесть или пять — без разницы. Нет смысла дипломатически выжидать означенного в записке срока. Чай не баре, можем и на пару минуток раньше прийти. А вот Лиза…
Спросил у нее:
— Можешь сейчас к Марине пойти и посидеть с ней, пока я не вернусь?
— Могу, — сказала Лиза. И спросила: — А вы вернетесь?
С тоской какой-то спросила, будто уж и хоронила Пастуха заранее.
— Не трухай зря, — сказал. — Я всегда возвращаюсь…
Он ворвался — иного слова не подобрать! — в вагон, где ехал Слим сотоварищи, межвагонная дверь тяжело и громко захлопнулась позади, он вошел в вагон, заглянул в купе проводниц:
— Где у вас тут высокий с белыми волосами, в каком купе?
— В купе начальника поезда, — сказала проводница. — А что?
— А сам начальник-то где?
— Его нет пока… Он пришел недавно совсем и почти сразу ушел… вперед, в сторону головного вагона.
Что ему в головном вагоне делать — этого Пастух не представлял. Разве что на тепловоз перебраться и затаиться от всей этой хренотени. А может, его Слим некуртуазно прогнал, чтоб начальническое купе освободилось?..
Да черт с ним, не пропадет!
Пастух дошагал до начальнического купе, держа правую руку под футболкой на ручке пистолета, засунутого за спину под пояс, дверь в купе была прикрыта. И тут его тормознули двое гоблинов — явно подопечных Слима, но вежливо тормознули. И вежливо спросили:
— Оружие есть?
— Нет, — ответил Пастух и сам поднял руки.
Один из гоблинов быстренько не шибко внимательно его полапал, потискал.
— Чисто, — сказал.
— Проходи… — Второй гоблин ну прям куртуазно отодвинул ему дверь в главное купе.
А уж там вольготно сидел Слим, улыбался приветливо.
— Заходи, — сказал, — поговорим. Приспело уж…
Пастух сел напротив, спросил с ходу:
— О чем-то договориться хочешь?
— Угадал, — подтвердил Слим. — Ты готов выслушать? Или сразу убивать меня станешь? В который уж раз…
— Почему бы и нет? Говори. Убить — это и попозже можно… — вроде как пошутил.
— Нам с тобой, Пастух, тесновато на этой земле! — яростно сказал Слим. — Ты меня уж в какой раз порешить хочешь, да пока не получается, но ты ж мне по определению мешаешь нормально красиво жить, Пастух. А вот я тебе мешаю — как вечно недоубитый тобой. Скучный ты, Пастух, одно слово — машина. И мне тебя убить — как два пальца об асфальт, но не интересно мне вот так просто: пиф-паф, ой-ой-ой… Бытовуха!.. Вон, ты в меня стрелял — какой я тебе театр устроил! — правдивый, как жизнь. Чистый реализм. Ты поверил и ушел. И жил спокойно и радостно. А и то: одним врагом меньше, и каким врагом!.. А я за это время где только не побывал, кого только не убивал, и — никакой рутины! Каждый раз — как премьера в театре! Ты хоть такое слово-то знаешь — премьера?.. — Засмеялся, резко оборвал смех. — И вот что я тебе предлагаю, Пастух: сыграть премьеру. Два актера. Ты и я. Я — плохой и черный, ты — хороший и белый. На равных. Спектакль называется: «Дуэль»!..
Все-таки он был сумасшедшим. Всегда. И еще — актеришкой третьестепенным.
— Какая в жопу дуэль? — спросил Пастух. — Я больше не хочу тебя убивать. Обрыдло. Все куда проще и прагматичнее. Минут через сорок в Ишиме тамошние менты встретят поезд, возьмут тебя в кандалы и отвезут в застенок. И оружие на фиг отберут. И сто пятая статья Уголовного кодекса по тебе исплакалась прям. Конкретно — пункт два, все подпункты от «а» до «н». Все просто, как валенок. Сиди и жди. Или прыгай с поезда и исчезай… Только это вряд ли. Я тебе прыгнуть не дам…
— Все пункты сто пятой не прокатят, — засмеялся Слим. — Сам подумай. Пункт «и», например: «Из*censored*ганских побуждений». Это не ко мне, извини. Я и в юности «хулиганкой» не занимался… Или пункт «м»: «В целях использования органов или тканей потерпевшего». Вообще не по делу! И еще пара пунктов легко пролетает мимо… Читай почаще кодекс и фильтруй базар, Пастух, когда имеешь дело с юридически грамотными людьми. Вот мое оружие… — И достал из-под подушки «глок», семнадцатую модификацию.
Хороший ствол, знал Пастух.
Оружие у самого Пастуха, как всегда, при себе имелось. Такой же «глок». Тоже семнадцатый. Но как ни странно, он был склонен думать, что Слим придет на встречу без оружия. Ан нет. Он и впрямь пришел сюда с бредовой идеей дуэли, которая никому, кроме него, была не нужна. Хотя… Пастух не особо мучился воспоминаниями о своих жизненных неудачах: было — и было. Прошло. Да и, если честно, то мало их было. Слим — одна из. И все-таки он — сумасшедший, больной на всю голову, не ведает, что несет…
Не утерпел, спросил все ж:
— А где ты стреляться-то собираешься? Лезем на крышу вагона и на полном ходу — бах-бах, так?
— Зачем на крыше? — вполне искренне удивился Слим. — На природе. На свежем воздухе.
— А где ж мы его, свежий, возьмем до Ишима? Или стоп-кран и — быстро-быстро на полосу отчуждения?..
— Ты придуриваешься, да?.. Какая полоса?.. У тебя ж есть бабулька… Марина, так?.. А у нее имеется некий приборчик, который мухой перенесет нас из поезда на травку, в поле или на поляну в лесу, тебя, меня, Марину твою, твоего мудацкого Стрелка, того же начальника поезда… да кого угодно этот приборчик перенесет, только нам много свидетелей не надо. У тебя — секундант, у меня — секундант, и — по одному патрону в стволе. Как когда-то…
Информация в поезде распространяется быстро до невероятия. А и то: теснота кругом.
Невесть с чего вспомнилось школьное, давнее: возьмем Лепажа пистолеты, отмерим тридцать два шага… А почему бы, кстати, и нет?.. Как там дальше?.. Право, эти эполеты я заслужил не бегством от врага. Эт-то точно… Какого черта, думал Пастух, меня откровенно и, похоже, желанно вызывают на бой один на один. Он и я. И два секунданта. И откуда-то из детства выплывает: детдом… затерханная книжка в тамошней библиотеке… когда-то где-то читанные древние правила дуэли… наизусть выученные… противники ставятся на расстоянии двадцати шагов друг от друга и десять шагов от барьеров, дистанция между которыми равняется десяти шагам… ну, что-то в этом роде. Стрельба в упор, по сути…