…В палате женщина, похожая на сушёную воблу, жевала трубку от капельницы, рядом валялись недоеденные таблетки. У её соседки были синие волосы и губы в крови. Она тяжело дышала, но не прекращала грызть… Огней присмотрелся – шприц. С иголкой. Третья дама растеклась жирной массой по полу и блевала, не переставая. Рядом лежал пустой пузырёк. Что в нём было? Неважно. Главное, чего нет. Признака разума в их глазах. Всё та же пустота. «Словно в обезьян превратились», – вспомнились слова Карловича. Нет, макаки и те умнее. Толстая тётка на полу задёргалась в конвульсиях. Упала в лужу своей же блевотины, закатила глаза. Огней нажал на спусковой крючок. Подумал и облегчил участь и её соседкам по палате.
…в коридоре безногий калека скулил и полз к открытому окну. Кто-то из тройки Карловича окликнул его – никакой реакции. Пустота в глазах. Ещё пара секунд – и доползёт, вывалится. Этаж второй, убиться – не убьётся, но покалечится ещё сильнее. А ботов-спасателей больше нет, врачи Наукограда далеко. Да и не хватит врачей на всех. Огней нажал на крючок.
– Корсан, ты что творишь? – голос звучал так, словно в ушах была вата. – Ты людей убиваешь!
– Заткнись, Карлович. А то сам не видишь – они уже трупы. Помог бы лучше.
– Пошёл ты, командир!
Огней подошёл к Стэну Карловичу вплотную.
– Чистеньким хочешь остаться? Да?
– Нет доказательств, что эти люди… совсем безнадёжны.
Ага. Видел бы ты лицо Ирвинга, когда ему дочь доставили. Вот лучшее доказательство! Но Марина хотя бы сильно навредить себе не успела. По крайней мере, он на это надеялся.
– Возвращаемся к конвертоплану, – сухо отрезал Огней.
Отчёты других ловцов не сильно отличались от увиденного группой Корсана. Люди даже не обезумевшие – отупевшие, овощи. Связались по рации с другими звеньями – в их городах то же самое.
– Надо лететь дальше, – упрямо произнёс Корсан. – Будем искать. Где-то должны быть люди. Мы полетим на восток, Давида с Остом отправим на запад.
– У нас не так много топлива.
– Плевать! Плевать… Топливо найдём по дороге. Стоп, а где Семён?
– Он всё-таки решил проверить Лицей. Ушёл за минуту до твоего возвращения.
И вновь дрогнула реальность. Замерла, обернулась льдом. Заскользила по льду алая стрелка. Как тогда, у ворот Наукограда. Но указывала она в этот раз на Лицей, на бледно-сиреневую крышу, выглядывающую из-за полукруглого Дома Правительства.
Огней попытался вздохнуть, закричать, но не смог, только жадно глотал воздух, а горло обжигали сотни крохотных льдинок.
– Командир, вы в порядке?
Борис тряс его за плечо. Карлович стоял в стороне, кривился.
– Совсем Корсан плох, нервы на покой просятся. А может, и самому уже пора отдохнуть?
– Заткнись, Стэн, – Огней включил связь с Семёном. – Возвращайся! Немедленно! Выходи оттуда, это приказ.
Долгая минута, вторая – и рыжебородый Семён с двумя ведомыми вышел из-за угла. Улыбнулся командиру, приветствуя. Дышать стало легче, но красная стрелка исчезать не спешила. И отогнать её, как тогда у ворот, не получалось.
– Корсан, ты объяснишь, что на тебя находит целый день?
– Вы что, ничего не видите?
А Мартин видел. Значит, и ему не кажется.
– И что мы должны узреть? Что наш командир с ума сходит?
– Заткнись! Семён, что в Лицее?
– Странный запах. И голоса наверху – мы не успели дойти.
– Голоса? – встрепенулся Стэн Карлович. – Голоса или вой с плачем? Корсан, твою налево, там могут быть люди. Нормальные!
– Нельзя туда, – прохрипел Огней, борясь с льдинками в горле и стараясь не видеть красную стрелку, упорно скользящую к Лицею.
– Там учатся дети элиты, на них могло не подействовать это… помешательство всеобщее.
– Сами правители того, – скептически хмыкнул рыжий Семён, – совсем плохи.
– И что? Дети могли уцелеть. Надо вернуться.
А реальность всё звенит и звенит. Стрела маячит, горло саднит от невидимых льдинок. Нужно дать Карловичу по шее и загнать в конвертоплан, но невозможно пошевелиться. Группа растерянно топчется на месте. Жаль, Давида здесь нет. Он бы помог, поддержал командира.
– Карлович, если командир считает, что нужно уходить, значит…
Семён вступился. Молодец. Хоть кто-то.
– Командир наш не в себе. И вы как хотите, а я пойду спасать людей! Дмитрий, Стас, за мной!
Тройка Карловича ушла, а Огней всё не мог выдохнуть. Минута, другая, вот ловцы скрылись за поворотом.
– Остальным… стоять… – прохрипел Огней.
Третья, четвёртая…
– Не… двигаться…
«А может, Карлович прав? Может, я с ума схожу?»
Пятая… шестая… седьмая…
«Но Мартин! Мартин же видел!»
Восьмая… девятая… десятая…
Грохот прокатился по площади. Зазвенели стёкла в домах, зато наконец, перестала звенеть реальность. Столб дыма вырвался из-за Дома Правительства. Пахнуло гарью. И снова грохот.
Ловцы бросились к Лицею.
Погасла красная стрелка. Растаяли льдинки, реальность моргнула дымкой и вновь стала монументально-несокрушимой, как ей положено быть. Огней выдохнул и побежал за товарищами. Интересно, успел ли Карлович войти? И следующий вопрос: «А хочешь ли ты, чтобы он не успел?» Огней тряхнул головой. Не время для самокопаний. Он – командир и должен вывести команду целой и невредимой из любой передряги. Всю команду. До последнего паршивого пса!
На углу Дома Правительства все остановились. Правое крыло Лицея плевалось огнём и едким дымом. Огромные окна левого смотрели равнодушно, пусто. Ловцы попятились. Огней вызывал Стэна Карловича, но интерком его вечного оппонента молчал. Ведомые Карловича на связь тоже не выходили.
– Семён! Ты слышал голоса? Откуда они доносились? Из какой части Лицея?
Рыжебородый молча показал на пылающий третий этаж. Именно с него, судя по всему, и начался пожар, а затем перебросился ниже. Раздался ещё один взрыв. Дым повалил из центрального входа здания. Говорят, в Лицее была большая химическая лаборатория. Корсан отвёл взгляд от огня и скомандовал:
– В конвертоплан! Живо!
– Что ты видел, Огней? – к нему повернулся рыжий Семён. – Когда не хотел пускать меня, что ты видел?
– Неважно. Потом объясню. Идём.
Улетели они не сразу. Покружили в надежде, что Карловичу с командой каким-то чудом удалось спастись, но увы! Столичный Лицей – один из немногих вузов на Земле – не оставил шансов. Тушить – некому. Спасать – некого.
Синяя звезда в тёмном небе.
Синие глаза глядят на отца. И пока ещё узнают его.