— Да, — помолчав, признал Фриц. — Но то тогда, а то теперь!
— Выслушай меня. Что, если каким-то чудом она себя покажет? Когда думаешь о ней, просто представляй ее стоящей здесь, а ее прошлое выкинь из мыслей. Вспомни женщину, которую ты некогда знал, — дал бы ты ей эту роль, если бы она попросила?
Фриц задумался, поднял стакан, наклонил, наполнил его из матового хрустального кувшина и наконец произнес:
— Господи, помилуй; думаю, мог бы дать. Не дави на меня, не дави!
— Фриц, если мы разыщем ту Констанцию и она тебя попросит, согласишься ли ты хотя бы подумать?
— Бог мой, — проворчал Фриц, — Господи Иисусе! Да! Нет! Не знаю!
— Фриц!
— Хватит, к чертовой матери, вопить! Да! Но только подумать!
— Отлично! Порядок! Замечательно! Теперь, если только…
Мой взгляд блуждал по берегу, отыскивая вдалеке выход ливневого стока. Я отвел глаза в сторону, но поздно.
И Крамли, и Фриц перехватили мой взгляд.
— Стажеру известно, где сейчас Медея, — заключил Крамли.
Боже, ну да, думал я, знаю! Но только я спугнул ее своим воплем!
Фриц направил монокль на выпуск канализации.
— Это оттуда ты явился? — спросил он.
— Явился не запылился, — фыркнул Крамли.
— Я ехал пассажиром, — признал я виновато.
— Черта с два! Для начала не нужно было вообще лезть в водосток. Похоже, ты нашел Раттиган, а потом снова потерял.
Похоже! — подумал я. О господи, похоже!
— Этот ливневый сток, — рассуждал Фриц. — Может — это всего лишь возможность, — ты побежал не туда?
— Я что?
— Здесь, в безумном Голливуде, — продолжал Фриц, — дорожек разбегается немало? Канализационные туннели, они ведь идут в разных направлениях?
— На юг, север, запад и… восток, — закончил я медленно.
— Восток! — выкрикнул Фриц. — Ja, восток, восток!
Наши мысли устремились через холмы вниз, к Глендейлу. В Глендейле никто не бывал, за исключением…
За исключением тех случаев, когда кто-то умирал.
Фриц Вонг крутанул монокль в своем яростном правом глазу и с на редкость язвительной улыбкой принялся изучать восточный горизонт.
— Черт возьми! — сказал он. — Это будет грандиозный финал. Не нужно и сценария. Сказать тебе, где прячется Раттиган? На востоке! Забилась в нору!
— Куда-куда? — спросил Крамли.
— Хитрющая лиса, проворная кошка. Забилась в нору. Устав от всех своих жизней, стыдясь их! Сунуть их все в финальный ковер Клеопатры, скатать, поместить в банк Вечности. Затемнение. Мрак. Нор там хватает.
Мы ждали.
— Лесная Лужайка, — сказал Фриц.
— Фриц, там ведь хоронят!
— Кто тут режиссер? — проговорил Фриц. — Ты свернул не туда: к открытому воздуху, к океану, к жизни. А Раттиган отправилась к востоку. Смерть позвала ее всеми двумя дюжинами имен. Она ответила одним голосом.
— Бред собачий, — сказал Крамли.
— Ты уволен, — откликнулся Фриц.
— Я и не нанимался. Что дальше?
— Пойди и докажи, что я прав!
— Итак. Раттиган спустилась в канализационный туннель и пошла на восток, или поехала, или ее погнали? — проговорил Крамли.
— Так я и стану это снимать. Фильм! Роскошно!
— Но зачем ей на Лесную Лужайку? — слабо запротестовал я, гадая, не я ли ее туда отправил.
— Чтобы умереть! — торжествующе объяснил Фриц. — Почитай повесть Людвига Бемельманса [121] о старике; скончавшись, он водрузил себе на голову горящую свечу, обвесился цветами и, единственный участник похорон, прошествовал в могилу! Констанция поступила так же. Отправилась умирать в последний раз, да? Ну, я выезжаю? Кто за мной? Поедем поверху или прямо по канализационному туннелю?
Я поглядел на Крамли, он — на меня, оба мы — на Слепого Генри. Почувствовав наши взгляды, он кивнул.
Фриц уже снялся с места, прихватив с собой водку.
— Ступайте вперед, — предложил Генри. — И не забывайте время от времени ругаться, чтобы я вас не потерял.
Мы с Крамли направились к его драндулету. Генри пошагал следом.
Фриц первым забрался в машину, хлопнул дверцей и загудел.
— Ладно, чертов колбасник! — крикнул Крамли.
Автомобиль, забренчав, рванулся вперед.
— Проклятье, как выехать на ближайшее шоссе?
Мы помедлили у туннеля, взглянули внутрь, потом на открытую дорогу.
— Ну что, умник? — спросил Крамли. — Дантов Ад или Шестьдесят шестая магистраль?
— Дай подумать, — отозвался я.
— Поздно! — крикнул Крамли.
Фрица нигде не было видно. Мы окинули взглядом берег и не нашли его машину.
Мы повернули головы направо. В глубь туннеля удалялись два красных огонька.
— Иисусе! — взревел Крамли. — Он рванул по туннелю! Дурень чертов!
— Что будем делать? — спросил я.
— Ничего. Вот что! — Он газанул. Мы развернулись и нырнули в туннель.
— Безумие! — заорал я.
— Выпивка треклятая! — выругался Крамли. — Черт ее дери!
— Хорошо, что я этого не вижу, — произнес на заднем сиденье Генри, обращаясь к ветру, дувшему в лицо.
Мы помчались по туннелю, направляясь в глубь материка.
— Проедем? — спросил я. — Какова высота туннеля?
— В большинстве мест десять футов, — прокричал Крамли. — Чем глубже забираешься, тем выше потолок. Поток стекает с гор в Глендейле, поэтому канал должен быть большим, чтобы вместить воду. Держитесь!
Машина Фрица впереди едва виднелась.
— Идиот! — бросил я. — Он хоть знает, куда едет?
— Да, — кивнул Крамли. — До Китайского театра Граумана, а потом налево, к чертову мраморному саду.
Наш мотор дребезжал. Под грохот мы различили впереди толпу сумасшедших, которые прежде на меня набросились.
— Боже! — вскричал я. — Как бы они не сунулись под машину! Не сбавляй скорость! Это ненормальные! Вперед!
Мы гнали по туннелю. Мотор ревел. По сторонам, на стенах, мелькала история Лос-Анджелеса: пиктограммы, граффити, безумные рисунки, оставленные бездомными в сороковом, тридцатом, двадцать пятом году; лица и жуткие образы, и ничего живого.