— Погодите, — прошептал я.
Фриц, Крамли и Генри обернулись ко мне. Грей поднял свои белоснежные брови.
— Да-а. — Он сделал из этого слова два долгих слога. — Ну?
— Гробница? Фамильный склеп? На портике должно быть имя. Имя, высеченное в мраморе?
Грей просматривал карточки, мы ждали.
— Раттиган, — сказал он.
— Вы уверены?
— За всю…
— Да, знаю! Повторите имя! Мы все затаили дыхание.
— Раттиган. — Холодный голос служащего исходил изо рта, похожего на стальной капкан.
Мы выдохнули. Наконец я сказал:
— Они не могут все находиться в одном этом склепе.
Грей закрыл глаза.
— За…
— Знаю, знаю, — быстро проговорил я. И уставился на своих друзей.
— Вы думаете о том же, о чем и я?
— Господи Иисусе, — пробормотал Крамли. — Черт возьми. Не покажете ли, как пройти к гробнице Раттиган?
Грей нацарапал в блокноте карту.
— Найти проще простого. Перед гробницей свежие цветы. Дверь открыта. Завтра состоится заупокойная служба.
— Кого хоронят?
Мы ждали с закрытыми глазами, угадывая ответ.
— Раттиган. — Грей слегка заулыбался. — Некую Констанцию Раттиган.
С неба лились такие потоки, что кладбища не было видно. Взбираясь в небольшом электромобильчике по склону, мы различали только памятники по сторонам дороги. Тропа впереди была скрыта ливнем. На коленях у меня лежала карта, помеченная стрелкой, с названием участка. Мы остановились.
— Это здесь, — сказал Крамли. — Сады Азалий? Шестнадцатый участок. Неопалладианское сооружение.
Завесу дождя отдуло ветром, и в свете молнии мы увидели изящную гробницу с палладианскими колоннами [122] по обе стороны высокой металлической двери, которая стояла нараспашку.
— Если захочет на выход, — сказал Генри, — она вышла. Или пригласит народ войти. Раттиган!
Дождь приостановился, отодвинулся под напором ветра, склеп ждал, пока по границам кладбища прокатывался гром. Открытая дверь тряслась.
Крамли заговорил себе под нос:
— Господи Иисусе! Констанция хоронила себя. Имя за именем. Год за годом. Покончив с одной работой, одним лицом, одной маской, она брала внаем могилу и упрятывала себя туда. А теперь, чтобы, возможно, получить работу у Фрица, она заново убивает все свои прежние «я». Не ходи туда, Уилли.
— Она сейчас там, — сказал я.
— Вот хренотень, — буркнул Крамли. — Чертова интуиция?
— Нет. — Я содрогнулся. — Чертово подозрение. Ее нужно спасать. — Я выбрался из машины.
— Она мертва!
— Все равно я ее спасу!
— Черта с два! Ты арестован! Полезай назад!
— Ты, конечно, представитель закона, но ты мой друг.
Меня залили холодные струи.
— Да пропади все пропадом! Давай! Беги, придурок! Мы внизу подождем. Чтоб меня разорвало, если я останусь здесь наблюдать, как из чертовой двери вылетит твоя оторванная башка. Ищи нас внизу! Будь ты проклят!
— Подожди! — крикнул Фриц.
— Черта с два!
Фриц кинул небольшую фляжку, она попала мне в грудь.
Пока я, дрожа под ливнем от холода, смотрел на Фрица, Крамли с руганью вылез из машины. Мы стояли среди обширного похоронного поля, с открытыми железными воротами и открытой дверью склепа; дождь грозил вымыть из земли гробы. Я закрыл глаза и выпил водку.
— Готов, нет ли, — произнес я. — Пора.
— Проклятье, — буркнул Крамли.
Ночь была темная, грозовая.
Боже, подумал я, опять?
Топот. Крик. Молния, гром, ночь, несколько суток тому.
И вот, боже, все повторяется!
Хляби небесные разверзлись, дождь стоял во тьме стеной, рядом со мной была холодная гробница, а там, глубоко во мраке, — кто-то безумный, а может быть, и мертвый.
Стоп, сказал я себе.
Прикосновение.
Скрипнули внешние ворота. Взвизгнула внутренняя дверь.
Мы стояли в дверном проеме мраморной гробницы; солнце скрылось безвозвратно, дождь зарядил навечно.
Было темно, только мерцали на дверном сквозняке три голубые вотивные свечечки. [123]
Мы глядели на саркофаг, расположенный справа внизу.
На нем значилось имя Холли. Но крышка отсутствовала и внутри было пусто, если не считать слоя пыли.
Мы посмотрели на следующую по высоте полку.
Снаружи, под дождем, сверкнула молния. Заворчал гром.
На следующей полке было высечено в мраморе имя Молли. Но и в этом саркофаге зияло пустое нутро.
Дверь у нас за спиной заливало дождем, а мы тем временем перевели взгляд на верхнюю и соседнюю с ней полки с мраморными вместилищами. Увидели имена Эмили и Полли. Один саркофаг точно был пуст. Дрожа всем телом, я потянулся к верхнему саркофагу. Мои пальцы не нащупали ничего, кроме воздуха.
Холли, Полли, Молли и Эмили, но вспышки молнии не явили нам ни одного тела, никаких останков.
Глядя вверх, на последнее вместилище, я встал на цыпочки, но тут где-то вдалеке раздался чуть слышный вздох и вроде бы плач.
Я отдернул руку и посмотрел на Крамли. Он поднял глаза на последний саркофаг и наконец произнес:
— Все в твоих руках, стажер.
Наверху, во мраке, кто-то еще раз вздохнул и замолк.
— Ну ладно, — сказал Крамли, — все на выход.
Все отступили наружу, под шелестящий дождь. Крамли оглянулся в дверях на свое безумное чадо, протянул мне фонарик, кивнул на прощанье и скрылся.
Я остался один.
Отступил. Уронил фонарик. Ноги подо мной подламывались. Чтобы его нашарить, понадобилась целая вечность; сердце колотилось в унисон с трясущимся лучом.
— Ты, — прошептал я, — там.
Господи, что значили эти слова?
— Это я, — сказал я тихо.