— До свидания, Сид.
— До свидания, Льюис.
Когда она ушла, я включил одну или две настольные лампы — за окнами начало смеркаться. Напил виски. Посмотрел на бледную связку сосисок в холодильнике, но не стал их готовить.
Больше никто не явится, подумал я. Но каждый из гостей оставил здесь свою тень, особенно Льюис. Да, никто больше не явится, но он будет со Мной, как и в Париже… Тревор Динсгейт. И никуда от него не скрыться. Он неотступно напоминает мне о том, о чем бы я предпочел забыть.
Немного погодя я сбросил брюки и рубашку, надел короткий синий халат и на время расстался с протезом. Сейчас мне действительно было больно его снимать.
Но я решил не придавать этому значения.
Я вернулся в гостиную, чтобы заняться уборкой, но в таком хаосе никогда не знаешь, с чего начать. И я долго стоял и смотрел, поддерживая обрубок левой руки здоровой и целой правой. Я размышлял, какая ампутация хуже — внешняя, видимая всем, или незримая, когда у тебя удаляют душу.
Унижение и отверженность, беспомощность и поражение… После всех этих лет я не позволю… с ожесточением подумал я, черт побери, я не позволю страху меня победить.
Лукас Вейнрайт позвонил мне на следующее утро, когда я ставил чашки в мойку.
— Ну, как, есть достижения? — с начальственно-военной интонацией обратился он ко мне.
— Боюсь, — с сожалением отозвался я, — что я потерял эти заметки. И мне придется снова сделать выписки.
— Сколько угодно. — Но мои слова его явно не обрадовали. Я не стал говорить ему, что потерял заметки, когда меня ударили по голове, и большой коричневый конверт, в котором они лежали, упал в канаву. — Заходи прямо сейчас.
Эдди не будет до полудня.
Я медленно, словно отключившись, закончил уборку, размышляя о Лукасе Вейнрайте и о том, что он сможет для меня сделать, если, конечно, соизволит.
Затем я сел за стол и написал то, что хотел. Поглядел на написанное, на пальцы, держащие ручку, и вздрогнул. Сложил бумагу, сунул ее себе в карман и направился на Портмен-сквер, решив не отдавать ее Лукасу.
Он уже достал папки и подготовил их для меня, я сел за тот же стол, что и раньше, и опять скопировал нужные мне документы.
— Ты ведь больше не намерен тянуть, Сид?
— Теперь я весь слух и внимание, — ответил я. — И завтра примусь за дело. Днем я поеду в Кент.
— Ну и ладно. — Он поднялся, пока я складывал выписки в новый конверт, и подождал меня.
Лукас по-прежнему был встревожен и куда-то торопился, но вовсе не потому, что я его задерживал. Просто он вечно спешил, уж такой он человек. Кончал одно дело, сразу брался за другое и никогда ничего не откладывал.
Я трусливо колебался и вдруг заговорил, еще не продумав как следует, стоит мне начинать или нет.
— Капитан, помните, выговорили, что сможете отплатить мне за работу. Но не деньгами. Вы обещали мне помощь, если я буду в этом нуждаться.
Он понимающе усмехнулся и отложил прощание со мной на минуту-другую.
— Конечно, помню. Но ты даже не приступил к работе. О какой помощи может идти речь?
— Да ничего особенного. Пустяк. — Я достал из кармана лист бумаги и протянул ему. Подождал, пока он прочтет несколько строк. Я чувствовал себя так, словно подложил мину и вот-вот на нее наступлю.
— Почему бы и нет? — отозвался он. — Не вижу причин для отказа. Но если ты действительно что-то обнаружишь, дашь нам знать?
Я жестом указал на бумагу.
— Вы узнаете об этом, как только я все сделаю, если поможете мне. — Я не был доволен ответом, но он не отреагировал. — Я прошу вас лишь об одном, не упоминайте обо мне. Вообще не называйте моего имени. Не говорите, что это моя идея, никому не говорите. Я… вы можете меня убить, капитан, и я совсем не шучу.
Он перевел взгляд с меня на бумагу, снова посмотрел на меня и нахмурился.
— По-моему, Сид, дело отнюдь не смертельное.
— Пока ты жив, об этом нельзя судить.
Он рассмеялся.
— Ладно. Я напишу письмо как бы от имени Жокейского Клуба. И я вполне серьезно воспринял твои слова о смертельном риске. Тебя это устраивает?
— Да. В таком случае все в порядке.
Мы пожали друг другу руки, и я покинул его кабинет, взяв с собой коричневый конверт. У выхода я столкнулся с Эдди Кейтом. Мы оба замедлили шаги. Я надеялся, что он не заметил моего испуга. Я и впрямь не рассчитывал, что он так рано вернется. А может быть, он решил, что я собираюсь выжить его с работы.
— Эдди, — с улыбкой проговорил я и почувствовал себя предателем.
— Хэлло, Сид, — весело откликнулся он и лукаво подмигнул мне, отчего его пухлые щеки сделались еще круглее. — Что ты здесь делаешь?
Что ты здесь делаешь?
Нормальный, доброжелательный вопрос. Без подозрений. Без трепета.
— Подбираю разные крохи, — ответил я.
Он громко хмыкнул.
— Насколько я слышал, это мы подбираем твои. Еще немного, и ты нас всех оставишь без работы.
— Ни в коем случае.
— Не наступай нам на пятки, Сид.
Он продолжал улыбаться, но в его голосе прозвучала угроза. Я посмотрел на его поредевшие волосы и большие усы. Широкое мясистое лицо казалось по обыкновению благодушным, но арктический холод незаметно подступил и уже улавливался в его взгляде. Я не сомневался, что получил серьезное предупреждение.
— Такого никогда не будет, — без малейшей искренности проговорил я.
— До встречи, приятель, — попрощался он, открывая дверь. Эдди кивнул, улыбнулся и напоследок, как водится, похлопал меня по плечу. — Береги себя.
— И ты тоже, Эдди, — произнес я, посмотрел ему в спину и негромко, с сожалением повторил: — И ты тоже.
Я благополучно добрался с документами до дома, немного подумал и позвонил знакомому специалисту по дирижаблям.
Он сказал:
— Привет, рад тебя слышать, не распить ли нам когда-нибудь бутылочку?
Нет, ни о каком Джоне Вайкинге он и понятия не имеет. Я прочел ему формулу и спросил, говорит ли она ему хоть что-нибудь. Он расхохотался и ответил, что, наверное, по такой формуле наполненный горячим воздухом баллон можно отправлять даже на Луну.
— Большое спасибо, я тебе очень признателен, — саркастически произнес я.
— Нет, серьезно, Сид. Это расчет для максимальной высоты. Попробуй обратиться к аэростатчикам. Для них главное — побить рекорд. Высоты, дальности полета и все в таком духе.
Я спросил, знает ли он кого-либо из аэростатчиков, но он ответил:
— Увы, не знаю, я имею дело только с дирижаблями.