Можно было с уверенностью сказать, что она выглядела лучше, чем шесть дней назад. Правда, черная болезненная опухоль еще не сошла. Ушибы для нее были все так же опасны. Я попробовал напрячь мышцы икры и ступни, преодолевая резкую боль в суставах и связках. Ничего не поделаешь: неподвижность грозила мышечной атрофией. Я размял мышцы икры и подумал, что было бы неплохо взять у Майло купленный им где-то прибор под названием «Электровет», которым он пользовался для массажа ног лошадей, что способствовало снятию опухолей и скорейшему возврату спортивной формы. «Раз помогает лошадям, поможет и мне», — прикинул я.
Я опять забинтовал ногу, менее аккуратно, чем это сделал хирург, но, хотелось надеяться, не менее эффективно. Затем оделся, позаимствовав одну из чистых белых рубашек Гревила, спустился в имевшую печальный вид маленькую гостиную и позвонил Николасу Лоудеру.
Судя по его тону, он был не слишком рад слышать мой голос.
— Поздравляю с победой Дазн Роузез, — сказал я. Он лишь что-то буркнул в ответ.
— Я звоню, чтобы решить вопрос о его владельце, — продолжал я, — я нашел покупателей.
— Послушайте, — раздраженно начал он, — я...
— Да, знаю, — перебил я, — вы бы предпочли продать его кому-нибудь из своих знакомых и оставить в своей конюшне, и я очень хорошо вас понимаю, однако мистер и миссис Остермайер, с которыми вы видели меня вчера в Йорке, сообщили мне о своем желании купить эту лошадь.
— Я против этого, — сказал он.
— Они хотят перевезти его к Майло Шенди, чтобы он подготовил его к скачкам с препятствиями.
— Вы просто обязаны оставить его здесь, — упрямо твердил он. — Четыре победы подряд... Вы поступите откровенно бесчестно, если заберете его.
— Став мерином, он подходит для скачек с препятствиями.
Я сказал это безо всякой угрозы, но он понял свое щекотливое положение, так как не имел права кастрировать Дазн Роузез. Вдобавок ко всему, ничто не могло помешать душеприказчику Гревила продать его лошадь кому заблагорассудится, как сообщил мне Майло и как наверняка выяснил для себя Николас Лоудер. К тому же продажа лошади Остермайерам имела исключительный смысл, так как в этом случае я смог бы выступать на ней, хоть формально она и не будет мне принадлежать.
Пока Николас Лоудер молчал, я продолжил:
— Я не буду возражать, если вы подыщете покупателя для Джемстоунз.
— Он не настолько хорош.
— Но и не так уж плох. Я не против, если вы возьмете с меня комиссионные.
Он вновь что-то буркнул, и я принял это за согласие, однако он тут же процедил:
— Не рассчитывайте ни на какую помощь с моей стороны, никогда.
— Ну вам-то я уже оказал одну любезность, — заметил я. — Она заключается в том, что я не подал на вас жалобу. Как бы там ни было, сегодня я обедаю с Остермайерами у Майло, и мы документально оформим продажу. Так что Майло перевезет к себе Дазн Роузез где-то на этой неделе. Разумеется, он предварительно договорится с вами.
— Подавитесь, — последовал ответ.
— Мне бы не хотелось с вами ссориться.
— Но у вас это здорово получается. Он бросил трубку, оставив меня потрясенным его неизменным хамством, помимо всего прочего.
Все тренеры периодически теряли лошадей, когда владельцы продавали их кому-то еще, и, как он сам говорил, Дазн Роузез не был чем-то выдающимся. Этот пятилетний мерин хоть и был неоднократным победителем, далеко не являлся последней надеждой конюшни Николаев Лоудера.
Пожав плечами, я взял свою дорожную сумку с легким ощущением вины за то, что оставляю в доме такой невообразимый хаос. Наверху я минимально прибрался, развесив костюмы и рубашки Гревила. Сложил я и свой костюм с некоторыми вещами, так как, похоже, мне предстояло еще не раз ночевать здесь, однако остальное мне было физически не под силу, и это пришлось оставить до прихода некой миссис П., несчастной женщины, которую ожидало страшное потрясение.
Взяв такси, я приехал в гостиницу к Остермайерам и вновь застал их в приподнятом настроении. Шофером оказался все тот же усатый Симз, которому на вид было лет сорок. Когда я отметил, что он работал и в субботу, и в воскресенье, он, едва заметно улыбнувшись, сказал, что рад возможности подзаработать: с понедельника по пятницу он занимался проявкой пленок в темном помещении.
— Пленок? — переспросила Марта. — Вы имеете в виду фильмов?
— Семейных фотографий, мадам, в срочной лаборатории.
— Надо же! — воскликнула Марта, словно не подозревавшая о существовании подобного занятия. — Как интересно.
— Не очень, мадам, — смиренно возразил Симз, плавно вливаясь в неоживленный воскресный поток машин. Возле Лэмборна он спросил у меня, как ехать дальше, и вскоре мы добрались до дома Майло, который встретил меня сообщением о том, что Николас Лоудер хотел, чтобы я ему сразу же перезвонил.
— Судя по его голосу, — сказал Майло, — он был сильно взволнован, хотя и пытался этого не показывать.
— Я его не понимаю.
— По каким-то причинам он не хочет, чтобы Дазн Роузез оказался у меня.
— Ну а вы, — тревожно спросила Марта, услышав наш разговор, — вы-то хотите?
— Конечно, не волнуйтесь. Дерек, разберись с ним, пока мы взглянем на Дейтпама.
Он увлек за собой Остермайеров, очаровывая их своим искрящимся обаянием, а я отправился к нему на кухню и позвонил Николасу Лоудеру, удивляясь, чем он так обеспокоен.
— Послушайте, — начал он тоном, в котором слышалось намерение убедить меня. — Я знаю одного владельца лошадей, крайне заинтересованного в Дазн Роузез. Он заявляет, что заплатит больше того, что предлагают Остермайеры. Что скажете?
Я ответил не сразу, и он продолжал напирать:
— У вас есть возможность получить солидную сумму. Где гарантия, что лошадь будет успешно выступать в скачках с препятствиями? Вы не сможете запросить за него слишком много по этой самой причине. Тот, кого я имею в виду, заплатит больше, чем они, и еще доплатит вам наличными. Говорите цену.
— Гм... — медлил я, — уж не вы ли тот самый владелец лошадей?
— Нет, — резко ответил он, — разумеется, не я.
— А скажите, — еще более медленно спросил я, — та лошадь, что вчера бежала в Йорке, действительно Дазн Роузез?
— Вы оскорбляете меня!
— Я лишь спросил.
— Отвечаю вам: да. Это действительно Дазн Роузез. Вам достаточно такого ответа?
— Да.
— Ну так что, — с облегчением произнес он, — вы называете свою цену?
Я еще не обсуждал никакой цены ни с Мартой, ни с Харли и только собирался попросить одного из своих друзей-специалистов ориентировочно оценить его. Все это я рассказал Николасу Лоудеру, который уже раздраженно повторил, что его знакомый заплатит больше, да еще в награду приплатит мне наличными.