На миссис Аннет Эдамс, которая все еще не могла прийти в себя от такого количества неприятностей в понедельник утром, была угольно-серая юбка, кремовая блузка и жемчужное ожерелье. Темноволосая, она выглядела лет на пятьдесят, и, судя по остановившемуся взгляду, я решил, что ее смятение никогда не пройдет.
Молодая женщина вскоре вернулась с ярко-красной дымящейся чашечкой, и Аннет Эдамс послушно сделала несколько глотков, слушая, как полицейские рассказывали мне, что преступник поднялся сюда не в том главном лифте, что для посетителей, а в другом, в глубине здания, которым пользовались служащие расположенных на всех этажах офисов. В него можно было войти с заднего вестибюля, который, в свою очередь, выходил во двор, где стояли машины, то есть где сейчас предположительно ждал Брэд.
Бандит скорее всего проехал на десятый этаж, забрался по служебной лестнице на крышу, ухитрился спуститься снаружи на восьмой и, разбив окно, проник внутрь.
— Что значит «ухитрился»? — спросил я.
— Мы не знаем, сэр. Как бы там ни было, он не оставил следов. Возможно, он воспользовался веревкой.
Полицейский пожал плечами.
— Мы там еще внимательно не смотрели. Мы решили узнать, что пропало, прежде чем... э... Понимаете, нам бы не хотелось тратить время на всякую чепуху.
Я кивнул. «Вроде пропавших ботинок Гревила», — добавил я про себя.
— Здесь, в окрестностях Хэттон-Гарден, повсюду ювелирные магазины. Нам то и дело звонят по поводу взломов и ограблений.
— Тут в офисе много камней, — добавил другой полицейский, — однако сейф цел, и миссис Эдамс говорит, что из других хранилищ вроде бы ничего не пропало. Только у мистера Фрэнклина был ключ от сейфа, где хранятся самые ценные шлифованные камни.
«Никаких ключей у мистера Фрэнклина нет. Все его ключи у меня в кармане. И, пожалуй, можно об этом сказать», — решил я.
При виде этой, должно быть, очень хорошо знакомой ей связки ключей у миссис Эдамс навернулись слезы. Она поставила чашку, огляделась в поисках салфетки и разрыдалась.
— Значит, он действительно умер, — всхлипывала она, словно не поверив этому раньше.
Когда Эдамс немного пришла в себя, я попросил ее показать ключ от сейфа. Им оказался самый длинный и тонкий из связки. И вскоре мы, пройдя через «блокированную» дверь, уже шли по центральному коридору, по обеим сторонам которого располагались просторные комнаты. Высовывавшиеся из них лица с испугом глядели на нас. Мы остановились перед ничем не примечательной дверью, которую можно было бы принять за дверь туалета, но никоим образом не сейфа.
— Вот, — решительно сказала Аннет Эдамс, утвердительно кивнув головой.
Я вставил тонкий ключ в обыкновенную маленькую скважину и неожиданно ощутил, что он поворачивался против часовой стрелки. Толстая тяжелая дверь, поддавшись, открылась направо. Автоматически включившийся свет осветил то, что в действительности напоминало большой встроенный шкаф с несколькими окрашенными белой краской полками на левой стене, уставленными белыми картонными коробочками.
Все молча смотрели. Все, казалось, было на месте.
— Кто знает, что должно быть в этих коробках? — спросил я и тут же получил ожидаемый ответ: мой брат.
Войдя в сейф, я снял крышку с одной из ближайших коробок, на которой была наклеена этикетка: «MgAl2О4, Бирма». В коробке было с дюжину глянцевых белых конвертов, каждый шириной с саму коробку. Я вытащил один из них, чтобы открыть.
— Осторожно! — воскликнула Аннет Эдамс, глядя, как я балансирую на костылях, испуганная моей неловкостью. — Пакеты могут раскрыться.
Я протянул ей вытащенный пакет, и она аккуратно развернула его у себя на ладони. Там на мягкой белой ткани лежали два больших красных отшлифованных камня, они ярко светились под лампой.
— Это рубины? — пораженно спросил я. Аннет Эдамс снисходительно улыбнулась в ответ.
— Нет, это шпинель. Великолепные образцы.
Мы редко имеем дело с рубинами.
— А бриллианты здесь есть? — спросил один из полицейских.
— Нет, бриллиантами мы не занимаемся. Почти никогда.
Я попросил ее заглянуть в другие коробки, но она сначала аккуратно сложила два красных камня в пакет и положила его на то же самое место. Мы наблюдали, как Аннет, то нагибаясь, то выпрямляясь, наугад открывала крышки разных коробок, доставала то из одной, то из другой белый пакетик и осматривала его содержимое. Однако там явно не было никаких неприятных неожиданностей, и в конце концов она, покачав головой, сказала, что, насколько она могла судить, ничего не пропало.
— Эти камни ценны лишь количеством, — пояснила она. — Каждый сам по себе стоит немного. Мы продаем камни десятками и сотнями... — Тут в ее голосе послышалось какое-то отчаяние. — Я не знаю, что делать с заказами, — произнесла она.
На полицейских эти проблемы впечатления не произвели. Раз ничего не пропало, им надо было заниматься другими ограблениями. О случившемся они составят отчет и все прочее, а пока — до свидания.
Они ушли, а мы с Аннет Эдамс стояли в коридоре, глядя друг на друга.
— Что делать?! — воскликнула она. — Что будет с нашим бизнесом?
Мне не хотелось говорить ей, что я не имел об этом ни малейшего представления.
— У Гревила был свой кабинет? — спросил я.
— Это как раз та комната, где страшнейший беспорядок, — ответила она и, повернувшись, направилась к большой угловой комнате возле вестибюля. — Сюда.
Я последовал за ней и увидел, что подразумевалось под «страшнейшим беспорядком». Содержимое всех ящиков было вытряхнуто на пол. Снятые со стен картины разбросаны. Одна из картотек валялась набоку, словно раненый солдат. Стол был в плачевном состоянии.
— Полиция считает, что грабитель искал за картинами сейф. Но здесь ничего нет... кроме этой камеры. — Она горько вздохнула. — Все так бессмысленно.
Я огляделся.
— А сколько всего людей здесь работает?
— Нас шестеро. И мистер Фрэнклин, само собой. — Она осеклась. — О Господи!
— Да... — вздохнул я. — А нельзя ли как-нибудь поговорить с остальными?
Кивнув, она, не говоря ни слова, пошла в большую соседнюю комнату, где уже находились трое ее коллег. Вид у них был потерянный и беспомощный. Услышав, что их зовут, подошли еще двое; четыре женщины и двое мужчин тревожно и испуганно смотрели на меня, ожидая с моей стороны каких-то решений.
Насколько я понял, Гревил не выбирал себе фаворитов среди своих подчиненных. Сама Аннет Эдамс была не жадной до власти управляющей, но добросовестной помощницей; отличным исполнителем, но совсем не руководителем. В сложившейся ситуации это было не очень хорошо.
Я представился и рассказал, что случилось с Гревилом.
Меня тронуло их теплое отношение к нему, этого нельзя было не заметить. У некоторых на глазах появились слезы. Я сказал, что мне понадобится их помощь, поскольку я должен известить о его смерти определенный круг людей, например, его адвоката, бухгалтера, его близких друзей, но я не знаю, кто они.