— Может быть, ее захватил Кокос? — апатично спросил Перкин.
— Спасибо! — Гарет схватил телефонную трубку и начал названивать другу в надежде, что эта проблема сейчас разрешится. — Он говорит, что после нашего обеда он ее вообще не видел, — с ужасом в голосе доложил Гарет. — Нам немедленно следует возвратиться.
— Нет, ни в коем случае, — голосом, не терпящим возражений, сказал Тремьен. — Путь туда не близкий, а уже начинает темнеть.
— Но мы пометили дорогу светящейся в темноте краской, — начал умолять отца Гарет, — и в этом все дело. Ее видно в темноте.
— Нет, — отрезал Тремьен.
Гарет повернулся в мою сторону:
— Мы не можем вернуться назад?
Я покачал головой:
— Твой папа абсолютно прав. В этих лесах ночью очень легко заблудиться, вне зависимости, есть там светящиеся метки или нет. Стоит пропустить одну из них, и придется «загорать» там до утра.
— Вы же сам не заблудитесь.
— Могу заблудиться, — сказал я. — Мы останемся дома.
— Может быть, ты обронил ее по дороге домой? — сочувственно спросила Мэкки.
— Нет… — Гарет задумался. — Я наверняка оставил ее там, где мы обедали. Я подвесил камеру на сук, чтобы она не промокла. А потом забыл о ней.
Он был так расстроен, что я не выдержал:
— Завтра днем я схожу за ней.
Отчаянность сменилась надеждой.
— Правда? О, это грандиозно!
— И вы сможете разглядеть на ветке крошечный фотоаппарат среди всей этой простирающейся на многие мили дичи? — с сомнением в голосе спросил Тремьен.
— Конечно, он сможет, — уверил отца Гарет. — Я же говорил, что мы оставили след. И к тому же… — он на секунду задумался. — Не правда ли, нам повезло, что я пролил на дороге краску? Теперь сразу будет видно, откуда мы вышли из леса, ведь увидев дорогу, мы перестали метить деревья.
— Объясни, пожалуйста, — попросила Мэкки.
Гарет объяснил.
— Вы действительно сможете найти дорогу? — обратилась ко мне Мэкки, покачивая головой.
— Смогу, если кто-нибудь не смажет к тому времени покрышками это светящееся пятно на дороге.
— О нет, — забеспокоился Гарет.
— Уймись, — сказал я. — Если она там еще висит, то я ее найду.
— Конечно, висит. Уверен. Я точно ее там повесил.
— Тогда все в порядке, — заключил Тремьен. — Давайте поговорим о чем-нибудь другом.
— О кормежке? — с надеждой отозвался Гарет. — О пицце?
Рано утром в понедельник я вновь очутился в седле Дрифтера.
— Послезавтра ему выступать на скачках в Вустере, — говорил мне Тремьен, когда мы в семь утра вышли из дому и направились на конюшенный двор. — Сегодня последняя тренировка перед заездом, поэтому постарайтесь не упасть. Ветеринар пробудет здесь все утро — необходимо брать анализы крови.
Перед последней тренировкой ветеринар брал анализ крови у всех лошадей, заявленных к заездам. Результаты детального анализа говорили о многом: от повышенного лимфоцитоза до неправильного обмена веществ, ведущего к травмам мускулов. Если по результатам анализов было слишком много противопоказаний, то ветеринар предостерегал Тремьена. Тремьен пояснил, что такая процедура оберегает владельцев от излишних расходов на перевозку лошадей в фургонах к месту скачек и на оплату труда жокеев, не говоря уже о бесполезных волнениях и разочарованиях.
— А сами вы поедете в Вустер? — спросил я.
— Не исключено. Впрочем, может быть, пошлю Мэкки. А что?
— Э-э… Мне бы хотелось посмотреть заезд Дрифтера.
Он повернулся ко мне, как бы не понимая моей заинтересованности; осмыслив наконец мою просьбу, Тремьен сказал, что я, если того желаю, естественно, могу ехать.
— Благодарю.
— Во время второй смены можете потренировать Бахромчатого.
— Благодарю второй раз.
— Благодарю также вас за то, что вы помогли Гарету так прекрасно провести вчерашний день.
— Мне самому было приятно.
Мы зашли на конюшенный двор и наблюдали за обычными приготовлениями.
— То была хорошая камера, — с сожалением буркнул Тремьен. — Глупенький он еще.
— Я найду ее.
— По этим меткам? — В голосе Тремьена звучало сомнение.
— Не исключено. Кроме того, у меня вчера с собой была карта и компас. Я вполне хорошо представляю себе наш путь.
Покачав головой, он улыбнулся:
— Из всех нас вы наиболее компетентны в подобного рода делах. Или, как сказала Фиона, вы находите выход из любого бедственного положения.
— Это не всегда возможно.
— Пустите Дрифтера хорошим галопом.
Мы поднялись на холм, и в седле ко мне пришли какие-то новые ощущения — здесь я дома, здесь мне легко и спокойно. Непривычное дело и связанные с этим трудности напомнили мне то время, когда я учился летать на вертолете. Скаковые лошади, вертолеты: и в том, и в другом случае требуется пара рук, способных управлять ими и реагировать на малейшие нюансы их настроения и поведения.
Дрифтер прошел дистанцию уверенным быстрым галопом, и Тремьен заметил, что, если кровь не подкачает, у него есть все шансы на победу в Вустере.
Когда я, отдав лошадь на попечение конюха, вернулся домой, чтобы позавтракать, то застал на кухне Тремьена, Мзкки и Сэма Ягера, которые за столом обсуждали результаты скачек в Ноттингеме — заявленная Тремьеном лошадь захромала, вторую лошадь, на которой должен был скакать Сэм, сняли с забега в связи со смертью жены владельца.
— Ничего иного не остается, как заболеть. Не может же эта полоса неудач тянуться вечно. Итак, я простужаюсь. Буду обустраивать свою плавучую резиденцию.
Он куда-то позвонил и хриплым голосом принес свои извинения, на другом конце провода ему выразили искреннее сочувствие, и он положил трубку.
— А где же ваши замечательные тосты?
— На подходе.
— Слышал, что вчера по всему Беркширу вы вместе с Гаретом и Кокосом играли в ковбоев и индейцев.
— Новости имеют свойство распространяться, — заметил я рассудительным тоном.
— Это я рассказала ему, — улыбнулась Мэкки. — Вам это не нравится?
Я покачал головой и спросил ее о самочувствии. Из-за приступов тошноты она прекратила участвовать в утренних проездках, Тремьен же постоянно твердил ей о том, что необходимо больше отдыхать.
— И слава богу, что меня подташнивает, — добавила она, отвечая на мой немой вопрос.
— Полежи, моя дорогая девочка, — сказал Тремьен.