Ночь становилась все холоднее. Кен ушел в себя, погрузившись в раздумья. У меня было большое желание немного поспать. Ну кто явится сюда среди ночи поджигать больницу? С моей стороны было большой глупостью предположить подобное.
И все же я встряхнулся и вышел в галерею. Все спокойно, повсюду яркий свет. Я вернулся в прихожую и убедился, что коллеги Кена, когда уходили, заперли входную дверь.
Все абсолютно надежно.
Несмотря на то что в прихожей было сыро, здесь казалось значительно теплее, чем в галерее и кабинете. Я прислонил ладонь к стене, обращенной к сгоревшему зданию. Она была горячей, но не настолько, чтобы вызвать опасения. Тепло скорее успокаивало. На тяжелой двери, ведущей в стеклянную галерею, стянутой болтами, висела пластиковая табличка с надписью: «Противопожарную дверь держать закрытой». Дверь была значительно горячее, чем стена, но вряд ли на ней можно было поджарить яичницу. Третья дверь из прихожей вела в просторную, без особых удобств душевую, а четвертая выходила в стерилизационную. Никаких притаившихся поджигателей ни здесь, ни там не наблюдалось.
Мимо испорченной кофеварки я вернулся обратно в кабинет и попросил Кена, чтобы он показал мне оставшуюся часть помещения. Он, словно в летаргическом сне, поднялся со стула и начал рассказывать мне, что любой врач, оперирующий в данный момент, мог использовать кабинет, в котором мы находились, чтобы записывать ход операции и выписывать рецепты.
— Потом все записи, — добавил он, сокрушенно качая головой, — относились секретарю и помещались в базу данных.
— В компьютер? — спросил я, щелкнув пальцами в направлении монитора, стоявшего на специальном столике около письменного стола.
— Да, в основной компьютер, который находился в административном корпусе. Но секретарь вносил только дату, кличку животного, имя владельца, тип операции и номер дела. На то, чтобы внести в компьютер все записи, понадобилось бы слишком много времени, да и ошибок было бы немало. Если кто-то хочет навести справки, он просто узнает номер дела и находит нужную папку. — Кен беспомощно развел руками. — Только теперь все папки уничтожены, да и сам компьютер, конечно, тоже. По крайней мере, этот терминал сдох. Таким образом, уже не на что сослаться, чтобы доказать, что все операции, оканчивавшиеся смертельным исходом, проводились как положено, с выполнением всех необходимых требований.
Я про себя подумал, что, с другой стороны, если имели место отступления от необходимых требований, то все записи, фиксирующие это, тоже благополучно исчезли. Все же я верил в искренность Кена, иначе с чего бы это я разгуливал среди ночи по ветеринарной больнице в поисках охотников пошалить со спичками?
— Досаднее всего то, — сказал Кен, — что архитектор, которого мы наняли для постройки клинического отделения, предупреждал нас о несоответствии этого здания требованиям противопожарной безопасности. Он сказал, что везде нужно установить тяжелые огнеупорные двери, а нам, если честно, совершенно не хотелось этого делать. Такие двери очень мешают передвигаться… Мы понимали, что просто будем оставлять их открытыми. И вот пожалуйста — архитектор оказался прав! Слава Богу, он потребовал, чтобы мы установили эти двери по крайней мере в обоих концах галереи. Пожарные сказали, что именно двери да еще длина коридора буквально спасли клиническое отделение.
— А почему галерея такая длинная?
— Это как-то связано с подземными магистралями. Ближе не оказалось подходящего места для фундамента — вот и пришлось построить галерею, не то бегали бы под дождем от одного здания к другому.
— К лучшему.
— Как оказалось.
— А как давно построили клинику?
— Три или четыре года назад. Да, точно. Три с половиной года.
— И все сотрудники ее используют?
Кен кивнул.
— Только не для мелких операций. Бывает, приходится оказывать срочную медицинскую помощь прямо на месте, если, например, собаку переедет машина или еще что-нибудь в этом роде. Вообще-то тут есть операционный блок для мелких животных. А еще в основном здании есть… были небольшие кабинеты, там мы проводили вакцинацию и все такое.
Кен замолчал.
— Господи, как это все ужасно!
Он встал, медленно вышел из комнаты и направился к центральному коридору. Пол везде был выложен черной, с серыми вкраплениями, виниловой плиткой, стены — безукоризненно белые. Клиника явно не предназначалась для удовлетворения прихотей пациента-человека, здесь все подчинялось требованиям практичности и противопожарной безопасности.
В помещении не было ничего, сделанного из дерева. Везде металлические двери в металлических косяках, выкрашенные коричневой краской. Как сказал Кен, три из них, слева, вели в кладовки. Все они были заперты. Кен открыл их, и мы все осмотрели — нигде никого. Справа от входа в кабинет располагалась комната побольше, разделенная на две части. В одной части находилось стационарное рентген-оборудование, а в другой — передвижной аппарат на колесах. Еще там стоял топчан со сложенными и, похоже, неиспользованными простынями. Дверь, которая сейчас была закрыта, вела на площадку для парковки автомобилей и предназначалась для пациентов.
— Приходится запирать все эти двери, включая и ту, что ведет в кабинет, — мрачно прокомментировал Кен. — Мы обнаружили, что, когда мы заняты в операционной, отсюда пропадают вещи. Вы себе не представляете, что только может украсть человек!
«Стремление подобрать то, что плохо лежит, — это что-то вроде врожденного инстинкта», — подумал я.
Сразу за рентген-кабинетом находилась тяжелая противопожарная дверь, которая, по идее, должна была преградить нам дорогу. Она была на месте, но оказалась распахнутой, а между ней и косяком был вставлен приличных размеров деревянный клин. Кен проследил за моим взглядом и пожал плечами.
— В этом-то вся проблема. Трудно открывать эту дверь, когда твои руки заняты инструментами. Как только приехали пожарные, они сразу ее закрыли, но кто-то успел ее снова открыть. Сила привычки!
Впереди была очень широкая дверь, на которую, по всей видимости, эта привычка не распространялась. Коридор же поворачивал вправо.
— Эта дверь, — сказал Кен, — ведет из этой части здания к операционному блоку. А коридор поворачивает к наружной двери.
Он открыл дверь, прошелся рукой по ряду выключателей, чтобы осветить нам дальнейший путь, и вывел меня в вестибюль с большим количеством дверей.
— Здесь у нас комнаты для переодевания, — говорил Кен, по очереди открывая двери слева и справа, — а впереди — предоперационная, где мы надеваем халаты, перчатки и тому подобное. Будет лучше, если мы сейчас наденем халаты и чехлы для обуви. Это в целях соблюдения чистоты в операционной.
Вручив мне пару одноразовых полиэтиленовых чехлов и какую-то хлопчатобумажную робу, он и сам экипировался аналогичным образом. Потом мы надели шапочки наподобие тех, которыми пользуются в душе, и специальные маски. Я представил себя актером, снимающимся в медицинском фильме, в сцене, где играют одни глаза.