Она выслушала мой рассказ об ответах из фармацевтических компаний, то восхищаясь, то тревожась. Я рассказал ей, что Кэри закрыл практику и ветеринары оказались в положении обезглавленных цыплят. Они по-прежнему лечили больных животных, но у них уже не было централизованной организации.
— Но разве можно так закрывать практику?
— Бог его знает. Юридически все очень запутано. Кэри совсем выдохся и хочет уйти. Половина врачей не против его ухода. Они все вместе платят по закладной за больницу, которая в настоящее время закрыта. Единственное, что спасает Кена, — это срочные вызовы среди ночи.
— Какая неразбериха.
— Да, однако ничего не попишешь.
— М-м-м…
— Ну… а… а у епископа есть еще дети?
— Два сына и две дочери.
— Ага.
— Мне кажется, — сказала она, — что ты — единственный ребенок в семье.
— Откуда ты знаешь?
— Ты не нуждаешься в корнях.
Я никогда не задумывался о своем кочевом образе жизни, но, возможно, именно из-за одиночества мне было проще жить по принципу «езжай, куда направят».
— А ты сильная?
— Никогда не пыталась оторваться от корней.
Мы посмотрели друг на друга.
— Я пробуду в Англии четыре года, — сказал я. — Затем смогу приезжать на месяц каждые два года, а когда мне исполнится шестьдесят, я смогу остаться здесь навсегда. Многие дипломаты за это время подыскивают себе здесь дом. У моих родителей он уже есть, но я сейчас не могу там жить — его сдали в аренду одной фирме. Через четыре года, когда мой отец выйдет в отставку, срок аренды истечет и родители навсегда вернутся в Англию.
Она внимательно слушала.
— Министерство иностранных дел оплачивает обучение в интернатах детям, которых отправляют домой из зарубежных представительств.
— Ты тоже так учился?
— Только последние два года в старших классах. — Я объяснил, что, будучи подростком, я изучал иностранные языки. — К тому же мне не хотелось расставаться с родителями. Я их очень люблю, да и такую жизнь не сравнишь ни с чем.
Рассказ о работе, в моем понимании, недвусмысленно давал ей понять, что я интересуюсь ее будущим не просто так. Ей, казалось, было все понятно. Также ей должно было быть очевидно, что это не просто похотливый порыв с моей стороны, без оглядки на последствия. Аннабель не хотела терять свою точку опоры.
Я отвез ее домой и, как обычно, поцеловал на прощание. В этот раз поцелуй был долгим, и я едва не потерял голову от охватившего меня желания. Но я улыбнулся себе и ей, а она пообещала приехать в воскресенье в Челтенхем где-то около полудня.
В субботу утром наконец-то пришло письмо из «Паркуэй кемикалз», но для меня оно оказалось китайской грамотой. В ожидании Кена я прочел лишь понятные мне рекламные буклеты, которые прилагались к счетам. Компания «Паркуэй кемикалз» занималась поставками биохимических органических соединений для научных исследований и диагностических реагентов. То же самое писалось о компании, которая поставляла инсулин и коллагеназу. Ниже были напечатаны факс и бесплатный телефон «Паркуэй кемикалз».
Я прочел несколько обычных счетов, но единственным знакомым мне названием был фибриноген, применяемый для остановки кровотечения.
Накладная, которую вручили Скотту, была вся проштампована предупреждениями.
«Очень опасное вещество», «Использовать только специалистам», «Только для лабораторных исследований», «Доставка вручную».
Внизу стояла подпись Скотта.
И вся эта суматоха была ради трех маленьких ампул с чем-то, именуемым тетрадотоксин. Когда Кен увидел это, он тут же сказал:
— Любое вещество с суффиксом «токсин» является ядовитым.
Он пробежал глазами весь листок и прочел вслух: «Три ампулы, содержащие по 1 мг тетрадотоксина в цитрате натрия. Растворим в воде. Смотрите листок безопасности».
— Что это такое? — спросил я.
— Не знаю, мне нужно посмотреть.
Хотя собственники Тетфорда не входили в число книголюбов, у них был целый ряд справочников и небольшая энциклопедия. Но мы тщетно пытались найти тетрадотоксин. В словаре оказался только тетрод, вакуумная трубка с четырьмя электродами, что не имело никакого отношения к цели наших поисков.
— Я лучше поеду посмотрю дома в справочниках по ядам.
— О'кей.
Поскольку словарь все равно был у меня в руках, я наобум посмотрел рыбу-собаку. Комментарий гласил: «Рыба-собака, иначе называемая мясная рыба или рыба-шар, обладает способностью накачивать ткани водой или воздухом, отчего становится похожей на шар со вздыбленными колючками».
Чем дальше, тем лучше. Я чуть не задохнулся от волнения, когда прочел, что в хвосте находится жало.
«…принадлежит к семейству тетрадонтиновых рыб».
Рыба-собака.
Это была фугу, моя старая знакомая.
— Рыба-собака? — спросил Рэмзи. Полицейский опять встретил нас один в пустой клинике. Создавалось впечатление, что свои встречи со мной и Кеном он выделил в отдельную графу и не смешивал с другими расследованиями.
Кен успел побывать дома и захватить с собой справочник.
— Тетродотоксин, — прочел он вслух, — один из сильнейших известных в природе ядов. Он выделяется рыбой-собакой и вызывает дыхательную и сердечно-сосудистую блокаду путем паралича нейромускульной системы. Смертельная доза чрезвычайно мала и составляет микрограммы на килограмм веса тела. Очень трудно распознаваем при судебно-медицинской экспертизе.
— Дайте мне, — сказал Рэмзи.
Кен вручил ему книгу, и мы замерли в ожидании, пока Рэмзи переваривал новую информацию. Затем он взял накладную и перечитал ее во второй или третий раз.
— Вы говорите, что один миллиграмм этого порошка может убить лошадь? Одна тысячная грамма? — спросил он.
— Легко, — ответил Кен. — Вес лошади — примерно 450 килограммов. Микрограмм — это одна миллионная грамма. Одной ампулы хватит, чтобы, грубо говоря, убить четырех лошадей. Пока что мы имеем двух: жеребчик Фитцуолтера с переломом колена и племенная кобыла.
Повисла растерянная пауза, пока мы все осознавали, что многое еще осталось невыясненным.
— Можно подмешать порошок лошади в еду? — спросил Рэмзи.
— Да, — с сомнением в голосе ответил Кен, но куда удобнее растворить его в воде и ввести, ну скажем, в вену.
— Надев при этом хирургические перчатки, — предложил я.
— О Боже, да. Я сказал:
— Скотт, должно быть, знал того, кто просил доставить посылку. А может, и того, кому ее вручил. Ему даже необязательно было знать, что там внутри. — Я сделал паузу и добавил: — Наверное, он узнал больше, чем ему полагалось.