А в нем — перевернутая буква «Т».
— Вот, значит, как, — пробормотала Лида.
— Зато теперь все ясно, — сказал Паша.
— Что именно?
— Полицейские правы. Нас похитила секта. Георгия и Егора убили мужененавистницы под предводительством Дельфии.
— Стоп-стоп! — Лида замахала руками. — Не вяжется что-то! Если виной всему мужененавистницы, то почему среди жертв похищения оказались мы, женщины?
— Может, все это для отвода глаз? — предположила Дина. — Чтобы на них не подумали. Мы, девушки, все живы.
— Тогда объясни мне, зачем на теле жертвы оставлять эмблему секты? Как клеймо свое ставить! Нет, что-то тут не так…
Из коридора вновь раздался звук. На этот раз он был громче и… настойчивее, что ли? Как будто крысы желали привлечь внимание людей.
— Что в остальных коробках? — спросил Паша и начал рыться в одной из них. — Ага, тут диски. Кстати, Бах в том числе.
— Здесь книги, — сообщила Лида, присевшая возле соседней коробки. — «История ритуалов». «Секты». «Оккультные науки». И прочее, прочее…
— А тут смотрите что! — вскричала Дина. Паша и Лида подались к ней. — Ампулы. Но с чем, не написано.
И тут по дому разнесся грохот. Паша, вскочив на ноги, завертел головой. Найдя взглядом топор, он схватил его и бросился к двери.
— Это не крысы, — пробормотала Лида, снимая с подоконника банку со свечкой и кидаясь следом. — Откуда шел звук?
— Из дальнего коридора.
— Там тоже когда-то было жилое помещение? — спросил Паша у Дины.
— Да. Отдельная комнатушка, метров восемь квадратных. Ее из сеней переделали. Там дворник жил.
— Значит, так… — Он приостановился. — Девочки, остаетесь тут и вызываете полицию. А я пошел…
— Ну уж нет! — проявила несговорчивость Лида. — Я с тобой.
— Поперечная ты, как говорила моя бабушка.
И снова звук. Уже новый. Как будто постукивание. Глухое и ритмичное. Там-там-та-та-там!
Паша завернул за угол и увидел распахнутую дверь дворницкой.
— Посвети! — попросил он Лиду. Она вытянула руку со свечкой вперед.
Пламя уже угасало и света давало немного. Однако его хватило на то, чтобы увидеть человека, лежащего на полу. Он был привязан к стулу, который упал вместе с ним. Во рту у человека был кляп. Поэтому, увидев своих спасителей, он только замычал.
— Кен?
Пленник закивал.
Паша рухнул на колени, вытащил из его рта носовой платок.
— Слава богу, — выдохнул Кен. — Слава богу, вы меня услышали… Я уж думал, не найдете меня и она вернется…
— Дай я тебя освобожу. — Паша стал разматывать веревки. — Давно ты тут?
— Не знаю. А сколько сейчас времени?
— Десять вечера.
— Значит, часа три. Я домой ехал, решил срезать путь, чтоб без светофоров… И тут смотрю — женщина знакомая стоит.
— Что за женщина?
— Я не знаю, как ее зовут. Она хозяйка магазина «Чаша». Я туда захаживал несколько раз.
— Зачем?
— Их рекламу часто бросали в мой почтовый ящик. И когда мне понадобилось масло для аромалампы, я к ним заехал. Купил. И потом еще несколько раз какую-то мелочовку приобретал… — Паша тем временем справился с веревками. Отвязав ноги Кена, он помог ему встать, протащив его скованные руки через спинку стула. — И вот еду я и вижу ее. Притормозил, спросил, не подвезти ли. Она согласилась. Сказала, что у нее коробка тяжелая. Одна ее до машины не дотащит. Я зашел с ней в дом, она провела меня в эту каморку. И тут удар по шее. Я отключился, но ненадолго. Когда женщина застегивала на моих запястьях наручники, я очнулся.
— Что ей было нужно?
— Она не разговаривала со мной. Но я понял, что нужен для какого-то обряда. Она бормотала что-то про алтарь и свечи. А потом ей позвонили, и она, разговаривая, вышла. Я думал, вернется сейчас, но нет. Видно, покинула дом. Я, правда, не слышал этого. Только скрипы какие-то.
— Мы не видели твоей машины у дома.
— Да, она сказала, лучше ее оставить в соседнем дворе, не на виду. Тут шпаны много, не дай бог стекло разобьют или двери поцарапают. Я подумал, какая заботливая! — истерично рассмеялся Кен. — Какое же счастье, что вы меня освободили. Я, когда услышал ваши голоса, чуть с ума не сошел. Стал шаркать подошвами по полу, стараясь привлечь ваше внимание. Потом, когда веревки немного ослабли, топать начал. Но вы не шли! И я стал раскачиваться, чтобы упасть. Уж грохот вас точно должен был привлечь…
— Давай я расцеплю тебе руки, — предложила Лида.
— Как? Есть ключ?
— Есть топор. — Он уставился на нее с неподдельным ужасом. — Перерублю цепочку, и ты сможешь хотя бы руки развести.
— А ты попадешь?
— Да.
— Даже не поранив меня?
— Подумаешь, отрублю один пальчик. Что с того? У тебя еще девять останется…
— Шутишь?
— Конечно, шучу. Давай, клади руки на подоконник.
— Нет, я лучше подожду. Ведь вы наверняка вызвали полицию?
— Вызвали, — ответила Дина, зайдя в комнатушку. — Наряд прибудет в ближайшее время.
— Я умираю от жажды, — пожаловался Кен. — Ни у кого нет воды?
— Из-под крана не пойдет? — спросил Паша.
— В доме нет водопровода, — покачала головой Дина. — Как и туалета. Но неподалеку есть колонка. Давай схожу, наберу. Только емкость надо найти…
— В подвале валялись пустые бутылки, — припомнила Лида.
— Но они грязные! — возмутился Кен. — Нет, я лучше потерплю. — Но так шумно сглотнул, что всем стало ясно: он не преувеличивает и его жажда очень сильна.
— Я поищу что-нибудь… — выпалила Дина и покинула дворницкую.
* * *
Кухни в доме были общими. На первом этаже и на втором. Дина, включив фонарь на телефоне, двинулась по коридору в сторону кухни. Та оказалась просторной, но с очень низким потолком и без двери. На втором этаже была другая: узкая, длинная, зато рослому отцу Дины не приходилось съеживаться, заходя в нее. В нижней же потолок чуть ли не давил ему на макушку. Дом достраивался и перестраивался после революции, в него хотели заселить как можно больше людей, вот и получился совершенно невозможный проект.
Дина зашла в кухню, осветила ее фонариком. Две кошмарного вида старые газовые плиты, стол, на стене шкафчик без дверок. Вот и все, что осталось. Жильцы все вывезли, съезжая отсюда. В том числе и посуду.
Дина ушла из кухни ни с чем. Даже банки пустой не нашлось. Она собиралась вернуться в дворницкую, но остановилась возле лестницы. Сейчас та выглядела еще более зловеще. Облупившаяся краска, под которой скрывается потемневшее, похожее на запекшуюся кровь дерево, покореженные перила, крутые покосившиеся ступени, уходящие в темноту.