Я сказал, что готов заплатить полностью за завтрак, пусть мне подадут один кофе. На это она согласилась, обозвав меня мысленно чудаком.

Кофе неожиданно оказался крепким в вкусным. Очевидно, мне достался еще не разбавленный, лениво подумал я, наблюдая за подъездом конторы. Ничего интересного.

Этажом выше конторы «Маркони» вспыхивали и гасли красные буквы неоновой рекламы, в ярком дневном свете я не сразу заметил их. Я вгляделся. Во всю ширину здания красовалось имя: Л. С. Перт. Поверх большого окна конторы ярко-желтым по черному шла надпись: «Такси Маркони», а последний этаж здания был украшен огромной голубой вывеской, на которой белыми буквами было выведено: «Дженкинс, оптовая торговля шляпами».

Общий вид дома был, бесспорно, красочен, но вряд ли соответствовал намерениям и вкусам архитектора времен Регентства. Я подумал, как он, бедняга, ворочается в своем гробу, и при мысли, что он может запутаться в саване, должно быть улыбнулся, потому что голос рядом со мной произнес:

– Варварство, а?

Женщина средних лет присела за мой столик, я и не заметил этого, заглядевшись на дом. У нее было печальнее, лошадиное лицо без всякой косметики, на голове торчала безобразная, старившая ее коричневая шляпа, а глаза смотрели очень серьезно. Кафе постепенно наполнялось публикой, и я уже не мог претендовать на отдельный столик.

– Да, поражающее зрелище, – согласился я.

– Этого нельзя позволять. Все старые дома в этом районе разрезаны на кусочки и превращены в конторы, и на них стало больно смотреть. Я принадлежу к Обществу охраны памятников архитектуры, – пояснила она торжественно. – Мы сейчас обращаемся с петицией, в которой требуем прекратить кощунственную порчу прекрасных зданий нелепыми рекламами.

– И что же, ваши доводы имеют успех? Она, видимо, расстроилась.

– Боюсь, что нет. Люди как-то совсем не заботятся об этом. Можете поверить, большинство жителей Брайтона вообще не представляют себе, как выглядит дом времен Регентства, а между тем они окружены этими домами! Взгляните-ка на этот ряд зданий с их вывесками и табличками... А эта неоновая реклама! – Голос у нее задрожал от негодования. – Это последняя капля! Этот неон появился несколько месяцев назад. Мы обращались с требованием убрать его, но они не хотят.

– Это нехорошо, – сказал я, наблюдая за входной дверью напротив. Появились обе машинистки и шли по тротуару, весело болтая, за ними – еще две девушки, очевидно с верхних этажей.

Моя собеседница продолжала говорить, вставляя фразы между ложками томатного супа.

– Мы не можем ничего добиться от Перта хотя бы потому, что никто из ответственных лиц этой фирмы не желает с нами встречаться, а служащие конторы отвечают, что не могут снять вывеску, которая им не принадлежит. Но они не хотят сказать, кому она принадлежит, и мы не можем обратиться с петицией к ее владельцу.

Мне казалось, что я уже начинаю сочувствовать невидимому управляющему мистера Л. С. Перта в его нежелании встречаться с Обществом охраны памятников архитектуры и затевать с ними войну.

– И раньше было плохо, когда они писали свои имена на окнах, а теперь, с этим неоном...

Наконец она выдохлась.

В дверях показалась Мэриголд – она шла на обеденный перерыв, затем группа из четырех мужчин. Никто не входил.

Я выпил свой кофе, без сожаления расстался с соседской по столу и решил, что на сегодня хватит. Я вернулся из Брайтона обычным путем.

В Лондоне пришлось задержаться в конторе, и домой я добирался в часы пик. Я поймал себя на том, что у светофоров и всяких объездов думаю не о Билле, а о тайне Джо Нантвича.

Я размышлял об этих его трюках, когда он «придерживал» лошадей, о его вражде с Сэнди Мэйсоном, о немилости к нему Тюдора, об угрожающих записках. Я думал о порядках у нас в весовой, о том, что ведь в раздевалку допускаются только слуги, жокеи и служащие; тренеры и собственники лошадей туда не вхожи, а прессе и публике даже в весовую путь заказан.

Если верить этой записке насчет Болингброка, то ничего больше Джо Нантвичу все равно не грозит, потому Что неделя прошла и он отделался взбучкой, полученной от Тюдора. Тем более я увижу его в Бристоле на следующий день живым и невредимым, пусть не в лучшем расположении духа. А мне надо было его видеть, потому что еще в автомобиле по дороге домой я уже знал, что могу сказать ему, кто писал эти записки, хотя и не был уверен, что скажу.

Во сне случается самым странным образом находить решение загадок. Я лег в среду с мыслью, что совершенно бесплодно провел утро в Брайтоне. А в четверг утром проснулся, повторяя про себя одно и то же имя и точно зная, откуда оно пришло на память. Я спустился в халате в кабинет Билла и вынул из стола билетики со ставками, которые он хранил для Генри. Я пересмотрел их и нашел то, что искал. На трех из них стояло имя Л. С. Перта.

На обратной стороне Билл записал карандашом имя лошади, сумму своей ставки и дату. Он всегда был методичен. Я унес билетики в свою комнату и проверил по справочнику даты скачек. Я припомнил обрывки разговоров, случайные фразы, и очень многое мне стало ясно.

Хотя не все, далеко не все.

Глава 8

В Бристоле шли ливни, и холодная, упорная, безжалостная сырость портила все удовольствие от скачек.

Кэт известила меня, что не приедет из-за погоды, это было непохоже на нее, и я пытался представить себе, какого рода давление оказала на нее тетушка Дэб, чтобы оставить дома.

Главной темой сплетен в весовой был Джо Нантвич. Администрация расследовала его поведение во время последних скачек и, согласно официальной версии, «строго предупредила на будущее». Все считали, что ему здорово повезло и что, принимая во внимание его прошлые проступки он дешево отделался.

Сам Джо петушился почти так же, как прежде. На его круглом розовом лице не было и тени страха, ни малейших следов тупого пьянства, которое в Челтенхэме превратило его в тряпку, А между тем говорили, что прошлую пятницу, субботу и часть воскресенья он провел в турецких банях, не зная, куда деваться от страха. Накануне он напился до бесчувствия и весь конец недели выпаривал из себя хмель, со слезами уверяя банщиков, что чувствует себя в безопасности только у них, отказывался одеться и идти домой.

Рассказывал эту историю, наслаждаясь и всячески ее расписывая, Сэнди. По его словам, он в воскресенье утром зашел в турецкие бани, чтобы сбросить к понедельнику, дню скачек, несколько фунтов, и видел все это собственными глазами.

Я застал Джо за чтением объявлений. Он насвистывал какой-то мотивчик.

– Что тебя так веселит? – спросил я.

– Все.

Он усмехнулся. Я разглядел легкие морщинки у него вокруг рта и слегка воспаленные глаза, других следов пережитых волнений не было.

– Меня не дисквалифицировали. И я получил деньги за то, что проиграл эту скачку.