Но как бы то ни было, а без падений не бывает карьеры в мире скачек, и все полученные травмы накапливаются, а тело теряет способность сопротивляться им, что и вынуждает любого жокея, приближаясь к сорока годам, уходить в отставку, хотя и разум, и сердце сопротивляются такой необходимости.
По-моему, за весь сезон можно ожидать, что в пятнадцати заездах упадешь в среднем один раз. Хотя эта цифра может быть и ниже для жокея, который участвует не в стипль-чезах, а в скачках с барьерами.
Обычно после падения жокей встает, горестно осматривает неприлично порванные бриджи и размышляет о том, что новые будут стоить больше, чем гонорар, который он получит за то, что носил эти. И потом уныло плетется к весовой. Все жокеи жалуются, что их лошади падают обязательно в самом дальнем конце дистанции, будто инстинкт подсказывает им, что хотя это и скаковая дорожка, но здесь можно безопасно лежать, притворившись застывшим трупом, и ждать, пока тебя подберет машина. Правда, эта уловка не пользуется популярностью у тех, чьи любимые стоят на трибунах.
В один исключительно дождливый день я предупредил Мери, что, если упаду в дальнем конце дистанции, пусть она не пугается, увидев, как машут белым флагом, подзывая «Скорую помощь». Меня не привлекает перспектива шлепать полмили по грязи в тонких сапогах, поэтому придется разыграть маленькую сцену. К моему негодованию, у самого дальнего препятствия лошадь, приземляясь, поскользнулась и, проехавшись на задних ногах, сбросила меня в хлюпающую грязь.
В соответствии с задуманным планом я долго тер неповрежденную лодыжку, пока дежурный на посту «Первой помощи» не заметил меня и не замахал намокшим под дождем белым флагом. Машина еле ползла по грязному полю и остановилась ярдах в ста от меня. Дежурный подбежал и объяснил, что водитель не может подъехать ближе, там такая лужа, что машина застрянет. И хотя, несомненно, у вас очень серьезная травма, продолжал дежурный, не сможете ли вы с моей помощью доковылять до машины. Я тут же поднялся, и мы направились к пикапу «Скорой помощи». Но, на свою беду, я забыл, что надо хромать. Нам оставалось до машины несколько ярдов, как вдруг она развернулась и уехала без меня. А я, промокнув до костей, скользя и спотыкаясь, направился к весовой, проклиная водителя самыми непечатными словами, какие только мог придумать. Вдобавок ко всему я еще мог опоздать к своему следующему заезду.
Уровень расторопности, сердечности и здравого смысла у дежурных «Первой помощи» был самый разный. От непревзойденной доброты до откровенного равнодушия. Те из них, кто знает свое дело, заслуживают самой искренней благодарности. Часами они стоят на ветру и под дождем в пустынных местах возле разломанных барьеров на случай, если кто-нибудь упадет и будет нуждаться в их помощи. Но недобросовестность дежурного может быть опасна для жизни и особенно для конечностей пострадавшего. Я не поверил, когда мне рассказали, что двое из них, схватив один за запястья, а другой за лодыжки, оттащили меня, потерявшего сознание, в сторону от скаковой дорожки. Но несколько недель спустя я увидел ту же самую картину, когда Фред Уинтер упал возле одного из барьеров. Если у кого-то была вывихнута рука или нога или ушиблена спина, то от такой «первой помощи» человек пострадал бы больше, чем от самого падения. Потерявший сознание не может застонать или крикнуть и тем предупредить своих спасителей, что надо быть осторожнее.
После падения независимо от того, закончил ли жокей дистанцию на своей лошади, или вернулся пешком в весовую, или его привезла машина «Скорой помощи», он должен пройти осмотр врача в комнате «Первой помощи», без этого ему не разрешено дальнейшее участие в соревнованиях. Но в основном это чистая формальность. Если человек приходит к врачу и говорит, мол, я упал, но чувствую себя в порядке, тот кивает, и упавший спешит в весовую, взвеситься перед следующим заездом.
Однажды я упал три раза подряд на протяжении, наверно, одного часа, не причинив себе никакого вреда. Когда я в третий раз появился перед доктором, тот засмеялся и сказал:
– Почему бы вам не подождать здесь очередного заезда? У вас было бы гораздо меньше хлопот, ведь все равно вы каждый раз возвращаетесь сюда.
На следующее утро после падения вдруг замечаешь, что где-то содрана кожа, в другом месте огромная шишка или зловещий синяк, но трудно даже вспомнить, когда же это случилось. К счастью, так заканчивается большинство падений.
Тяжелые травмы, слава богу, случаются крайне редко. И даже ужасающе выглядевшие происшествия не наносят большого вреда ни лошади, ни жокею. Как-то раз Файтинг Лайн упал вместе со мной и перекатился через меня. Судя по фотографиям, это была настоящая катастрофа, а я не нашел на себе даже ссадины, хотя это кажется невероятным. В Таустере я упал на голову после последнего барьера и оказался под лошадью. Мне рассказывали, что лошадь била копытами меня по голове и по плечам, и несколько минут зрители видели только безжизненную пару ног, потому что лошадь каталась по мне, пытаясь встать. Но через час я сел за руль и поехал домой, у меня лишь немного болела голова.
Статистика говорит, что только в одном случае из пятисот жокею грозит гибель, то есть если каждый год примерно пятьсот человек участвуют в соревнованиях, то для одного из них падение может стать последним. Вероятность потерять трудоспособность надолго или на всю жизнь ненамного больше. Но вопреки истине сказки о несчастных случаях появились одновременно с первыми соревнованиями по программе стипль-чеза.
Даже переломы костей не так ужасны, как это представляют люди, далекие от скачек. Некоторые жокеи, кажется, сделаны из резины: падения для них почти всегда заканчиваются лишь синяками и ссадинами. Но и переломы срастаются, не загасив любви к скачкам. У меня нос и ребра уже давно не в том виде, в каком их выпустила на свет природа, а ключицу я ломал двенадцать раз.
Больше всего травм достается плечам, потому что они первые во время падения встречаются с землей. Самый лучший способ падать – это, едва коснувшись плечом земли, откатиться в сторону, спрятать под себя голову, прижать колени к подбородку и тихо замереть. Так лошади легче, проносясь мимо, не ударить человека копытом. Самые тяжелые травмы можно получить от галопирующих рядом животных, но лошадь всегда, если сможет, обойдет упавшего и постарается не задеть его. Глупо и опасно вскакивать на ноги, прежде чем лошади пронесутся мимо.
Если падаешь на голову, то сожаления приходят несколько позже. Тонкие стенки защитного шлема, сделанные из хлопчатобумажной ткани и шеллака, спасая жизнь своего владельца, сами приходят в негодность, и путешествие в Лондон за новым шлемом становится неотложной необходимостью. Потому что падение на незащищенную голову при средней скорости тридцать миль в час, скорей всего, станет последним. Вот тут и появляются сожаления, что день скачек для тебя пропал. Любопытно, что с сентября 1956 года жокеи, участвующие в гладких скачках, тоже обязательно должны носить шлем. Хотя в этом виде соревнований всадник и нечасто падает на голову, но защитный шлем помогает избежать тяжелых травм и поэтому никогда не лишний.
Хотя существует мнение, мол, стипль-чез – опасный спорт и жокеи, участвующие в нем, безрассудно рискуют жизнью, статистика утверждает, что уровень смертности среди мойщиков окон гораздо выше. Если жены мойщиков окон прочтут эти строки, то я искренне прошу у них прощения за то, что затрагиваю такой неприятный предмет.