— Ты не взяла ничего с собой? Ерунда! Что там тебе нужно? Зубная щетка, трусики, ночная рубашка? Купим, что за проблема? Поедем! — он почти молил ее.
Она напряглась:
— Нет, Влад, я не хочу!
— Ерунда, как ты можешь не хотеть? Я не верю!
Ты же когда-то так мечтала увидеть мир? А тут я тебе предлагаю… — Он осекся. — Ты, верно, думаешь, что тебе придется спать со мной? Но если ты не хочешь, не надо! Ни в коем случае! Мы возьмем два номера и… Я же не насильник. Просто нам было хорошо сегодня, почему бы не продолжить…
— Ну если так…
— Да, конечно! Ника, поедем! — Он вытащил из кармана телефон. — На, позвони Алле!
Она на мгновение задумалась, а потом покачала головой:
— Нет, я не могу.
— Да почему? Почему не можешь?
— Я устала и хочу домой.
— Нам все равно ехать почти три часа, говорю же, мы остановимся в хорошем отеле, там и отдохнешь…
— Нет, Влад, не стоит…
Она боится, она боится меня, нет, себя! Хочет, еще как хочет, но боится! И все-таки я повезу ее в Амстердам! Благо эти автобаны совершенно безликие, она и не сообразит, что мы едем не в Германию.
Я поставлю ее перед свершившимся фактом! Она же еще будет мне благодарна! А что, это неплохое приключение для стареющей одинокой женщины. Воскресший из мертвых возлюбленный похищает ее…
Похищение Европы… Нет, похищение в Европе! Решено.
— Ну не стоит так не стоит! Но завтра мы поедем на лошадке!
— Хорошо, поедем на лошадке! Обожаю ездить на лошадке! Жалко, я не вожу машину, а то могла бы сменить тебя…
— Чтобы я доверил женщине свою драгоценную жизнь? — засмеялся он. — Да никогда!
— А ты не устал?
— Нисколько! Сегодня такой хороший день…
А ты устала? Поспи!
— Знаешь, меня почему-то всегда клонит в сон в машине, просто ужас!
— Хочешь на заднее сиденье?
— Нет, ни в коем случае, я постараюсь не спать…
— Зачем же мучиться?
— Мне как-то неловко…
— Что за чепуха!
— Нет, пожалуйста, Влад, если я засну, толкни меня.
— Слушай, Ника, а ты спой мне что-нибудь, ты же когда-то хорошо пела, очень музыкально…
— Ну, Влад, я уж давно не пою… И вообще…
— Спой мне какую-нибудь самую модную вашу песню!
— Самых модных я не знаю… это какие-то молодежные хиты… Я их не воспринимаю…
— Ну спой что ты воспринимаешь… Кто у вас звезда номер один?
— Номер один? Наверное, Пугачева…
— Пугачева? Все еще Пугачева? — расхохотался он. — Невероятно… Ну спой хит Пугачевой.
— Да ну, неохота…
— Ну, Котофеич, не ломайся! Спой, светик, не стыдись…
— Знаешь, есть одна песенка, мне она ужасно нравится, ее поет какая-то группа, даже не знаю ее названия и вообще помню только припев: «Мы могли бы служить в разведке, мы могли бы играть в кино, мы, как птицы, садимся на разные ветки и засыпаем в метро»… Или вот еще одна песенка, несколько лет назад была страшно модной, — она лукаво на него посмотрела, — «Как упоительны в России вечера, и вальсы Шуберта, и хруст французской булки…»
Он рассмеялся:
— Хочешь этой чепухой пробудить во мне ностальгию?
— Да нет, зачем?
Они замолчали. Вскоре он заметил, что Ника опять задремала. И вдруг в памяти всплыло смешное, трогательное слово «козичка». Когда-то давным-давно он с друзьями поехал в августе отдыхать в Молдавию. Они жили в пансионате недалеко от Дубоссар, на самом берегу Днестра, ловили рыбу, ведрами ели дивные фрукты, ведрами же пили домашнее вино, увивались за девушками, словом, наслаждались жизнью. Он тогда окончил четвертый курс и чувствовал себя счастливым и свободным. За вином они ездили в деревню под смешным названием Малавата, где его восхищали увитые виноградом дворы, крашенные синькой дома и потрясающе вкусная деревенская еда — плечинты с творогом, жареные перцы, домашняя брынза и мелкая, сваренная с кожурой молодая картошка, которую надо было макать в блюдце с постным маслом и очень крупной солью…
Все эти яства выставлялись на стол во дворе, когда они приезжали за вином к деревенскому учителю и его жене, носившей поэтическое имя Виорика. А у Виорики была коза, удивительно нежное и грациозное создание, никогда раньше он не видал таких красивых коз — серо-бурая, с точеными рожками…
«Козйчка» ласково называла ее Виорика. Им всем страшно нравилось это слово. Козйчка. А однажды утром, когда они валялись на пляже, Марик толкнул его в бок и прошептал:
— Посмотри, Влад, какая козичка появилась!
Он лениво приоткрыл глаза и замер: у кромки воды стояла девушка лет семнадцати, не больше. Тоненькая, казалось, вот-вот переломится, коротко стриженная и совершенно белая. Солнце еще не успело коснуться ее нежной кожи.
— Козйчка, правда…
— Хороша, да? — шептал Марик. — Чур, моя!
— Ни фига! — сказал он и вскочил. — Девушка, вам нельзя долго быть на солнце! — окликнул он козичку Она обернулась, смерила его кокетливым взглядом и одарила такой улыбкой, что у него все поплыло перед глазами.
— Как тебя зовут? — хрипло пробормотал он. — Меня — Влад.
— А меня Ника.
Это была любовь с первого взгляда. Она приехала родителями, что создавало кучу проблем, но все равно от тех дней осталось упоительное воспоминание о жарком, сухом, пахнущем степью воздухе, о цикадах, гортанных криках горлиц, прохладной воде Днестра и о сумасшедшей влюбленности в тоненькую, полную жизни девочку, козичку.
А потом было много всякого. Он хотел сразу на ней жениться, но она еще не окончила школу, и ее родители были против, потом умер ее отец, а он с головой ушел в свою науку… Да мало ли что было в те годы… И вот он опять похитил свою козичку… В то лето он частенько увозил ее на лодке — и это у них называлось похищением… Все это хорошо и мило, но нам ведь совершенно не о чем говорить, кроме прошлого. А прошлое — опасная тема. Мы целую жизнь прожили врозь, в разных мирах. У нее свой мир, о котором я не очень-то хочу знать… Зачем мне все эти русские заморочки — Чечня, вечные кризисы, рухнувшие ценности, новые идолы… Я этого не хочу! Мне и своих забот хватает. Тогда какого черта я везу ее в Амстердам? Чтобы трахнуть? Или чтобы загладить свою вину? Да какая там вина! Если бы я остался в России, что бы меня ждало? У них там наука просто рухнула. Значит, я все равно бы уехал, только позже, уже не таким молодым, отягощенным кучей забот, семьей, растерявшим в политических страстях свои силы и талант. Интересно, она это понимает?